Сотворяющая

Охая и ахая, Мирра не без труда поднялась на ноги и принялась ходить из угла в угол. И это было всего четыре шага. Сначала они давались с трудом, через пару ноги и вовсе покрылись болезненными мурашками а мышцы сковало слабостью. Казалось, еще шаг, и она упадет. Но потом все прошло и Мирра уже не просто ходила по своей камере — она металась. А время будто остановилось. За окном не становилось ни светлее, ни темнее. И только когда Мирра почувствовала жажду, а утолив ее, жуткий голод, она поняла, что уже давно не день. А именно ночь. А не темно по какой-то неведомой причине. И именно из-за этого ее сегодня оставили без еды.

Впрочем немного еды у нее было. За время ее пребывания в темнице скопилось некоторое количество сухарей, да еще со вчерашнего, или точнее уже позавчерашнего дня осталось несколько корнеплодов, похожих на редьку. Ими она и утолила голод. Правда, понимая, что есть ей могут принести еще не скоро, она позволила себе съесть всего один сухарь и половинку самой маленькой редьки.

Спать не хотелось, но она легла и постаралась заснуть. Если ни о чем не думать, то наверняка можно это сделать. Только не получалось ни о чем не думать.

Утром опять никто не пришел. Если конечно это было утро. Стало чуточку светлее, а краснота уменьшилась. И вечером никто не пришел. В этот день Мирра съела половину всего, что у нее было. Она старалась есть поменьше, но получалось плохо. Иногда, чтобы приглушить аппетит, но вскоре поняла, что в таком темнее воды скоро не останется. А если без еды можно прожить и несколько недель, то без еды всего несколько дней. Хорошо, что Адрий ее менял каждый день, и всякий раз приносил полное ведро. И как же она благодарна тому, что послушалась его, и не отказывалась от еды.

На следующий день опять никто не пришел. И Мирра опять съела половину того, что у нее оставалось. И она понимала, что вряд ли у нее получится и на завтра провернуть этот трюк. Но надо будет постараться.

Оставшуюся еду получилось растянуть еще на три дня. И воду потом еще на три. Хотя здесь Мирра уверена не была. Свет за окошком оставался все таким же скудным и сумеречным, разве что ночью свет был красным, и было чуть темнее.

Мирра сбилась со счета. Это она отчетливо осознавала. Допив последнюю воду, а после продержав опрокинутое ведро над открытым ртом, чтобы стекли последние капли, Мирра легла на порядком истончившуюся солому и стала ждать. Наверное смерти. Она лежала и гадала, что же происходит снаружи. А еще она недоумевала, почему ее не выпускают. Наверное о ней попросту забыли.

Можно было бы подумать, что город покинули, и в таком случае становилось понятно, почему, позабыв про нее, так и не вспомнили. Но изредка через окно она слышала далекие крики. Иногда лязг оружия. Значит город не покинули. Покинули только ее.

Мысли в голове стали вялыми, и вскоре Мирра заснула.

На следующий день похолодало, и в камере тоже стало холодно. Именно от того, что замерзла, Мирра и проснулась. Изо-рта валил густой пар, и оседал на железном панцире слоем инея. Из-за этой консервной банки Мирра не могла даже обнять себя за плечи, чтобы сберечь тепло. Поначалу, чтобы согреться, она вновь мерила свое узилище нагами, и это помогало. Но вскоре она выбилась из сил и присела отдохнуть. И уже не смогла подняться.

Уже замерзая и проваливаясь в кажущееся теплым и спасительным забвение, Мирра думала о том, что пусть будет хотя бы не холодно. Нет, пусть будет жарко.

И уже к ночи стало так жарко, что Мирра стала вспоминать о прежнем холоде как о благословении. И почти сразу стало холодать. Но вскоре температура стала комфортной.

Собрав силы, Мирра поднялась и некоторое время ходила из угла в угол. Не от холода на этот раз, но от желания почувствовать себя живой. Получалось не очень. Она чувствовала себя погребенной заживо.

Чуть позже, и не отдавая себе отчета в этом странном порыве, Мирра постучала в дверь. Только потом она поняла, что до этого услышала шаги где-то вдалеке, возможно у двери в караульную при темнице. Еще немного погода она принялась кричать.

— Выпустите меня!

Сначала это были робкие крики. Но позже Мирра во всю колотила, и кричала что было сил, вспоминая всех родственников тех, кто ее сюда посадил.

— Вы что, ждете, когда я сдохну? — кричала она время от времени, и все больше уверялась в том, что так и есть.

Время шло, и крики становились все тише, и все реже. К утру Мирра совсем выдохлась и улеглась на пол прямо под дверью. Хотелось плакать, но глаза были сухими. И во рту окончательно пересохло. Губы потрескались. Мирра пыталась их облизать, но распухший язык мало помогал в этом.

Перевернувшись на живот, она отползла в угол, где лежало гнилое сено. Перевернуться на спину сил уже не оставалось. И она просто лежала и думала о том, что уже никогда не встанет.

Порою тело охватывали мурашки, и тогда даже пошевелиться не получалось. И такое состояние накатывало все чаще.