Сотворившая себя

Мысли текли спокойно, но все какие-то пустяшные, неуместные… Может, и не пустяшные, но цельности восприятия, понимания беды не было, что-то ускользало от нее. Что-то главное, может, самое важное… И как удар – она вдруг сообразила, что ей следует делать, о чем постоянно думала все утро. Они позволят ей увидеть Фила? Пожалуйста! Ей очень надо!.. Она обязана прикоснуться к нему, взять за руку, попросить прощения… Она больше никогда не позволит себе обидеть его ревностью. Никогда! Только разрешите взглянуть на него.

– Мамочка, что случилось? – из приоткрытой двери высунулась голова Бренды. Лицо ее было серьезно и испуганно…

– Да, – кивнула Элен. – Все хорошо, моя девочка, все хорошо. Вы поешьте… Проследи, чтобы Денни допил молоко.

Бренда вопросительно глянула на мать, на полицейских и послушно ушла в дом.

Те в свою очередь посмотрели друг на друга – ясно, что не при чужих людях сообщать подобную новость детям. Многие так поступают. Только непонятно, почему хозяйка все молчит и молчит. Скажет слово и опять молчит.

– С вами все в порядке, мэм? – спросил чернокожий полицейский.

– Не хотите ли кофе? – неожиданно предложила Элен. В этот момент она вспомнила об апельсиновом пироге, томящемся в духовке.

– Нет, спасибо, – ответили полицейские в один голос.

Темнокожий полисмен предложил отвезти ее в морг для опознания. «Пустая формальность, мэм, но…» Можно заехать в похоронное бюро, если она уже выбрала… Его напарник посидит с детьми, пока не приедут родственники. Или не придет соседка…

Элен кивнула.

Резко запахло горелым. Она бросилась в дом и уже в кухне упала в обморок. Правда, как ей рассказывали потом, плиту она успела выключить.

2

Следующие два дня она тоже помнила смутно, наплывами, и по большей части свои ощущения, смену чувств, связанных с подготовкой к похоронам, соболезнованиями окружающих, словами, звучащими рядом с ней.

Всеми приготовлениями занялись Каролина и Том Дурбан, родители Фила. Они и открыли внуку и внучке, что их папа теперь далеко-далеко, что он отправился на небеса.

– Когда же он вернется? – поинтересовался маленький Денни.

Дед не ответил, а Бренда вдруг выпалила.

– Это мама во всем виновата! Мама, я знаю! Если бы она не оттолкнула его руку утром, не молчала, папочка никогда бы не попал в аварию. Он бы спокойно вернулся домой с газетами.

– Бренда, что ты говоришь! – воскликнула Каролина. – Никогда больше не повторяй эти глупые слова.

– Простите! – неожиданно вспыхнула Бренда и едва удержала слезы. Она сама испугалась тех слов, которые нечаянно вырвались у нее. Конечно, девочка постаралась избавиться от страшных мыслей, забыть о них, но что теперь можно было поделать – слова уже были произнесены…

То, на что намекала Бренда и что всегда запрещала себе вспоминать, Элен не могла заставить себя забыть. Размолвка с мужем вмиг обернулась другой стороной – теперь Фил был во всем прав, а она во всем виновата. В холодности и открытой неприязни, выказанной на кухне, в том, что отказала ему в любви. Она – только она! – вывела его из душевного равновесия, сбила с толку, заставила потерять контроль над собой. Обвинительные эпитеты подбирались годами, выводы и со временем не теряли остроты и горечи. В спокойном состоянии он бы не проехал перекресток на красный свет, не упустил из вида школьный автобус, и даже если опасность нагрянула внезапно, успел бы отвернуть в сторону.

Одним словом, остался бы жив…

Это были мучительные воспоминания, но Элен, в конце концов, свыклась с ними. Все было ясно, просто – любила бы она мужа в полную меру, он бы остался жив. Раз не хватило сил – значит, она виновата.

Похороны прошли, как в тумане, всплывали в памяти моментами…

Элен двигалась механически, так же разговаривала, выслушивала сочувственные слова. В церкви, где отпевали Фила, она была как сомнамбула, холодная и бесстрастная, только на кладбище, когда первые комья земли упали на гроб мужа, с ней случилась истерика. Ее вдруг начало тошнить… Буквально выворачивало наизнанку. Она вдруг потеряла сознание, никак не могла понять, что с нею происходит, да и что можно было понять, когда мир рухнул! Когда погас свет… Без Фила – кто она была? Пустое место! Ничто!..

Вот что терзало ее больше всего – это глупая, навязчивая мысль, что если бы они в то воскресенье сотворили любовь, то ей могло бы повезти и она бы забеременела. Сама упустила свое счастье – эта дума была невыносима. Пусть ей к тому дню было уже за тридцать – совсем старуха! О каком ребенке можно теперь мечтать!.. Пусть!.. Эта мысль не давала ей покоя – она вдруг страстно захотела ребенка. Снова почувствовать себя матерью – это такое счастье. На кладбище эта фантазия запала ей в душу и потом долгие годы преследовала ее. Бывало, она не могла сдержаться, плакала тихо, про себя…

Ей больше никогда не улыбнется счастье.

Никогда!