Тут налетел ветер из ветровой машины, и на глаза Холли шлепнулась мокрая прядь волос.
– Стоп, – проворчал Зандер.
– Стоп! – крикнул Скотт. – Клайв, можно как-нибудь сделать так, чтобы этого с ее волосами не повторилось?
– Да нет. – Клайв равнодушно пожал плечами. – Разве что заколоть могу, но я не думаю, что это будет выглядеть естественно, как вам хочется. С ветровыми и дождевальными машинами всегда риск.
– Ладно, я просто спросил, – пробурчал Скотт. – Все по местам.
Камера отъехала туда, где была в начале съемки.
Холли начала заново.
– Приходилось ли тебе чувствовать себя по-настоящему одиноким?
Камера наезжала на нее, ветер и дождь бушевали вокруг ее лица. Она светилась сознанием своей победы, несмотря на грозу, темноту и царапины на коже.
Она начала следующую реплику.
– Действительно одиноким. Словно весь мир тебя покинул, и ты единственный человек, существующий в
Я великое множество раз читала эти реплики про себя, когда бесконечно редактировала сценарий. Но Холли каждый раз произносила эти слова по-другому, подсвечивая какой-нибудь новый смысл легким изменением тембра.
Теперь ее голос звучал совсем негромко, приютившись в тихой силе.
– Так вот, Макс, – сказала она. – Тебя
Камера подошла еще ближе, молния сверкала на заднем плане.
Ее голос сделался чуть слышным.
– Потому что в моем мире есть не только я.
По команде ударила молния: лицо Холли укрупнилось во вспышке ослепительного белого света.
– Там есть я и моя дочь.
Последнюю реплику она проговорила почти шепотом. В тихости ее голоса было что-то жуткое, но я услышала, что Зандер недовольно фыркнул. Секунды через две он пробурчал:
– Стоп.
– Стоп! – крикнул Скотт.
На площадке все расслабились, напряжение спало.
За моей спиной хихикнул Хьюго.
Зандер что-то резко говорил Скотту на ухо – с явным неудовольствием. Я сидела рядом с ним на кресле Сильвии, прямо перед монитором, на котором по-прежнему был крупный план Холли, хотя запись не шла.
Если я смотрела на саму Холли, то она была маленькой, хрупкой фигуркой, одиноко сидящей в темноте, свесив с крыши тонкие ноги. Но если я смотрела на монитор, то ее лицо заполняло весь экран, вневременное и безупречное, даже когда она старалась быть незаметной.
Я пригляделась. Лицо Холли было мокрым от фальшивого дождя, и кто-то дал ей полотенце, чтобы она могла утереться между дублями. Но я мельком увидела другую влагу, блестевшую на ее коже и стекавшую по ее лицу. Слезы.
Вдруг она бросила взгляд в сторону, вытерла щеку и кому-то улыбнулась. Камеру загородил Клайв, вошедший в кадр, чтобы поправить ей макияж.
Я призадумалась. Холли плачет на площадке.
Да, конечно, сцена была трудная, но я раньше ни разу не видела, чтобы она плакала – если этого не требовала роль. Вот только в тот момент по сценарию персонажу Холли полагалось торжествовать, едва ли не злорадствовать. А не ужасаться и не горевать.
Тревога о Холли вдруг меня переполнила, но к ней было не подступиться. На этой крыше она казалась такой недосягаемой – хотя на мониторе я видела ее крупным планом.
– Так, Холли, – говорил Скотт. – Первый дубль был неплохой, для начала. Можем еще раз попробовать – только можешь последнюю реплику сказать погромче? Тебя под конец почти не было слышно, а ведь Кэти тут должна чувствовать себя победительницей.
Холли кивнула.
– Ладно, – сказала она тусклым голосом.
Я видела, как она, дожидаясь начала съемки, придала своему лицу спокойное выражение, вернула на него профессиональную маску.
– Сначала! – крикнул Скотт.
– И-и-и… Мотор!
Холли отработала еще пятнадцать дублей, каждый раз вкладывая в свои реплики немного другую интонацию. Но чувство все время было на месте – под самой поверхностью голоса – и грозило выплеснуться наружу.
После каждого дубля Зандер раздраженно фыркал.
– Сейчас отлично было, – сказала я после пятнадцатой попытки.
Зандер посмотрел на меня так, как будто я вообще не должна была высказывать своего мнения в его присутствии.
На шестнадцатом дубле Холли изменила ритм речи – сознательно или бессознательно.
– Потому что в моем мире есть не только я.
Камера надвинулась на нее, и я увидела, как она вдыхает и делает паузу, словно ее что-то застигло – какая-то невыраженная боль. И наконец:
– Там есть я и моя дочь.
Но пауза Холли все сбила. Молния ударила раньше и не совпала с ее словами – а реплику эту она тогда произнесла, пожалуй, лучше, чем во все предыдущие разы.
Зандер безмолвно закипел от злости и сорвал с себя наушники. Скотт посмотрел на него с приглушенной опаской.
– Холли, какого
Дженис, наша помощница режиссера по сценарию, оторвала взгляд от своей папки.
– У нее усталый вид, – заметила она. – Может, перерыв?
– У нас этого уже шестнадцать дублей, – напомнил ему Скотт.
– Нет-нет. – Зандер упрямо покачал головой. – Все она может, выделывается просто. А этот кадр оставим, пусть будет.
Скотт был готов повысить голос, но Зандер встал и ринулся к фальшивой крыше.
Все смотрели. На площадке Зандер почти никогда не вставал со своего кресла.