Соучастники

Ты остановилась поодаль и тоже рассматривала Коллонтай. На тебе было белое, в зеленый горошек, платье с широкой юбкой. Талию захватила зеленая атласная лента. В черных волосах – пушистая заколка. Ты стояла с удивленным лицом, словно забрела в музей случайно. Не скажу, что я влюбился в тебя в первый же момент. Не стану лукавить, милая, – это не так. Вначале мне понравилась тонкая линия твоей розоватой шеи, а как милы были оголенные руки – плотные и изящные одновременно, с мягкими впадинами у локтей, аккуратным сужением к запястьям, а там – чуть округлые кисти, небольшие палочки с зеленым лаком в окончании. Ты не заметила меня. Посмотрев по сторонам с печалью, ты ушла в Фельдмаршальский зал. Я решил оставить бессмысленную Коллонтай и быстрым шагом пошел по твоим шагам.

В Фельдмаршальском зале тебе стало веселее. Ты уже спрашивала человека местного, зачем принесли в музей лодку. Вежливо тебе объяснили – и мне тоже, ибо я встал за твоей спиной, – что в этой лодке в 1815 г. Наполеон приплыл в Париж.

– О-о-о… – с удивлением сказала ты. – Как хорошо она сохранилась!

После ты обратила внимание на меня. Как-никак, я шел постоянно за тобою. Кончиками губ ты улыбнулась мне. Теперь ты стояла напротив «Размолвки» Белмиру де Алмейда.

– Вам нравится картина? – поинтересовался я.

– О-о-о… – снова протянула ты. – Пожалуй.

– Это «Размолвка». Посмотрите, как выполнена. И какая драматическая сцена!

– О-о-о… конечно.

Тебе стало неловко. Я понял: на знакомство со мной ты смотрела положительно, но тебя расстраивала твоя неопытность в искусстве. Ты была невинна.

– Я и сам не большой специалист в живописи, – признался я с улыбкой. – Мало понимаю. Так, смотрю… из интереса.

– О, я впервые в музее, – с облегчением сказала ты.

– Нравится?

– Не знаю. Пожалуй, нравится. Но я чувствую себя… необразованной.

– Ничего, бывает. Взгляните, как художник положил краски. Красиво? А как сюжет?

– Интересно, чем расстроен юноша? – спросила ты. – Он так безнадежно лежит! А она такая… Она его оскорбила?

– Не знаю. Не написано.

Мы, обмениваясь впечатлением, ушли к «Долгой помолвке» Артура Хьюза. Поле на картине мне показалось очаровательным, тебе, Алиса, – скучным. Влюбленных мы оба нашли жалкими.

По залам мы гуляли с час. Ты разочарованно сказала, что в Эрмитаже мало комнат. Мы словно бы ходили кругами, снова и снова натыкались на лодку Наполеона и грозили столкнуться с Коллонтай из начала. Мне скучно не было, ты меня развлекала своим смехом и неопытными замечаниями. Мы не сказали, как нас зовут. Но я понял, что тебя зовут Алиса. Не знаю, какое чутье помогло мне, но я мысленно воскликнул: «Как хорошо, если бы тебя звали Алиса, Алисочка! Красивее имени на свете нет!»

Нет, в тебя я не влюбился. Я был очарован. И, расставаясь, не узнав ни твоего полного имени, ни телефона, я обещал сохранить очарование, выносить его в себе. Окажись ты нежным сном, я бы не пожаловался. Мимолетное чувство, решил я. Вот-вот мне уезжать. Зачем? Лучше сохраню тебя в себе – и без тебя.

2.

Поутру, в последний день, меня спросила горничная:

– Не хотите погулять? У нас недалеко хороший парк.

Я успел узнать, что руководство поощряет сближение с высокими гостями. Мне, конечно же, польстила честь погулять с шестидесятипятилетней женщиной, но из благоразумия я отказался.

– Я не был в парке, – заметил я. – С какой он стороны?

– А нужно свернуть налево и идти минуты три. Увидите.

– Я завтра уезжаю, – ответил я, чтобы она не решила, что я назначаю ей свидание. – Хочу погулять в одиночестве. Там много цветов?

– Тюльпаны есть, точно говорю.

Она с разочарованием ушла.

Я собрался: на мне оказался похоронный костюм с зеленым галстуком, шляпу я взял осеннюю, потому что не смог найти соломенную. Завтрак мне не принесли, поскольку я за ужином жаловался на омлет. Меня сочли странным, без вкуса прекрасного.

Уверенно я пошел, как мне объяснила горничная. Хотя я точно следовал указаниям, я быстро заблудился. Разноцветные пятиэтажные дома встали справа от меня, а слева возникла тонкая река; на противоположный берег перебегал деревянный мост, а далее шли грядки с клубникой. У прохожего я спросил, как мне пройти.

– Так вон он, парк, – услышал я. – Вы через клубнику идите.

Клубнику я любил в детстве, но как-то, помню, от нее у меня опухло лицо. Не знаю уж, чем та оказалась хуже прошлой, но щеки у меня выросли в два раза, полезли на глаза, а те превратились в тоненькие, черные из-за ресниц, щелочки. С того раза клубнику я избегал, как страшного несчастья. Собравшись нынче пройти через нее, я достал из кармана носовой платок и закрыл им нос и рот.

Я честно старался не наступать на драгоценные точки на земле. Постороннему могло бы показаться, что я ступаю с осторожностью по минному полю. Но, из-за моего платка, местная сторожиха приняла меня за вора. Подобравшись ко мне сбоку, она опустила на мою голову лопату. Я не упал, но заехал ногою в ее клубнику.

– Да что ж вы деретесь? Люди! Человека в бывшей столице средь бела дня избивают!