Соучастники

Убедительно она попросила меня убраться. Правда, говорила она на смеси нашего с иноземным, но, поверь, Алиса, лопата – лучший переводчик. Чуть не бегом, словно нарочно давя клубнику, я бросился прочь. Успокоился уже за деревьями. Платок я потерял. Пусть сторожиха повяжет его на лопату, как боевой трофей.

Я вышел к обещанным тюльпанам. У них стояла надпись: «Парк 8-го мая». Ниже была информация для желающих совершить экскурсию на металлургический завод.

До берега я дошел торопливым шагом. Было солнечно, слепило глаза, и я все надвигал и надвигал шляпу. За шляпой пряталось изобилие зелени. Я все-таки обнажил голову и, обмахиваясь, отправился искать лодку. Внезапно мне пришло в голову: боже, ни разу я не спускался на воду, а завтра мне плыть в Познань! Качка и «морская болезнь»! Не успел я одной ногой ступить в лодку, как мне уже стало дурно, помутилось в глазах. Я не сел, а упал на свое место. Вежливо мне всучили весла.

– Счастливо, счастливо!

К собственному смятению, я показал себя отвратительным гребцом. Как всякий оптимист, я успокоил себя мыслью, что интеллигенту это не положено. Проплыв метров сто, я с облегчением бросил весла. Лодка застыла, облепленная розовыми лепестками. Так как мне стало жарко, я просто лег и, перебросив одну ногу через край, закрыл глаза шляпой. Ровный свежий запах усыплял меня. Словно во сне, я увидел себя Наполеоном, что на лодке возвращается в Париж. Я вспомнил свое путешествие в Эрмитаж и – тебя.

С удовольствием во всем теле я сел – и обнаружил, что умудрился уплыть довольно далеко. Ложился я, заслоняясь от видения зеленого и розового. А сейчас по обе стороны встали опаленные красным и занесенные белым высокие кусты.

Ты стояла на правом берегу, и тебя можно было принять за наше знамя. Обтянутые черным ноги ты держала вместе, а выше развевалось алое полотнище, которое лишь мгновение спустя (я был без очков) оборотилось платьем. Прямые черные волосы мешали тебе меня увидеть.

– О, это вы, – закричал я тебе. – Как вы?

– Кто? Кто это говорит? – с протестом сказала ты.

Я назвался. Это было бессмысленно: моего имени ты все равно не знала.

– А, вы, – открыв глаза, сказала ты. – Не жарко вам?

– Нет-нет. Вы одна?

– Да. Вы дальше поплывете?

– Не знаю, – честно сказал я. – Наверное, я поплыву обратно.

– А можете довезти меня? Я ногу страшно натерла. Вот, сидела тут, ждала, пока полегчает. Нет?

Очень мне хотелось услужить тебе, но я испугался: вот как ты поймешь, что я не умею грести!

– Понимаете… – с сожалением начал я. – Я вас совсем не знаю…

Ничего глупее я сказать не мог.

– А разве мы не знакомы? – весело спросила ты. – Вы заставляете меня делать невозможные вещи.

– Нет-нет, что вы.

– А если меня нужно спасать… – с азартом настаивала ты. – Вот, окажись я в смертельной опасности, вы бы тоже сказали: «Я вас совсем не знаю»? Я, скажем, не умею плавать. Хотите – покажу?

И, к моему изумлению, ты полезла в реку. Платье намокало: широкое, оно расплылось страшным кровавым пятном на поверхности. Не забравшись и по пояс, ты внезапно как бы рухнула, вся спряталась в колышущемся зеркале. В страхе я схватился за весла. Не знаю, как я смог, но через полминуты оказался близ тебя. Протяни я руку – и смог бы сжать в кулаке расплескавшуюся «кровь». Но ты вынырнула быстрее, со смехом бросилась в меня.

– О, решил, что я не умею, не умею плавать! Я – не умею плавать!..

Я еле справился с тобой. Тяжелая и влажная, ты ко мне прижалась.

Растревожил меня хлопок – должно быть, у кого-то лопнул шарик. С испугом я сел в лодке, шляпа упала с моих глаз. С сомнением я взглянул на свои руки – и в них не было твоего платья. Я заснул, опьяненный светом.

3.

На корабле я оказался в половине второго. При мне был чемоданчик, в нем – несколько книг, рукописи и разбитый чайник из отеля (хорошая примета).

Не успел я ступить на корабль, как меня облили одеколоном.

– Чтобы всем было приятно, – услышал я.

Женщины сами выбирали, в чем «ополоснуться». Маленькая светловолосая расплакалась от разочарования, узнав, что «Москва» закончилась; после согласилась, чтобы ей на голову вылили флакон фиалковой воды.

Моя каюта нашлась на втором уровне. На двери ниже плана спасения висела табличка: «Просим в ресторан приходить босиком. У нас новый паркет». Мысленно я перекрестился.

Обустроился я быстро. С облегчением я обнаружил, что еще здоров. С полчаса я провалялся на постели, позже встал и решил прогуляться по палубе.

Корабль был высок и строен, я бы даже сказал, изящен. В нем мне безусловно нравились белизна и «нелюбовь к солнечному свету»: везде расставили зонтики, чтобы путешественники не беспокоились о красоте своей кожи. Помню, я слышал, что на Балтике особый отвратительный загар, что имеет наглость держатся полгода, делая тебя похожим на племенного альбиноса. Назвали же нашу величественную посудину в честь стряпчего князя Петра – «Титан Рона».