Соучастница

- Ирина Викентьевна? Извините за беспокойство, это Надежда, бывшая жена вашего соседа Васи. Я знаю, вы в нем участие принимаете, он уважает вас очень. Я вот почему звоню, мне вот только что из больницы позвонили и сказали, что Васю переводят в какой-то интернат и спросили, я буду его навещать, привозить там что-нибудь или не имею возможности? Я сказала, что не отказываюсь. Только вот я мало что поняла, мы ведь давно не жили с ним... Мне бы с вами посоветоваться...

- Конечно, Надежда. Давайте я сегодня тоже в больницу позвоню, в крайнем случае завтра вечером буду что-то знать и вам, как все узнаю позвоню. Можно я запишу телефон?

Надежда продиктовала и положила трубку. Ирина вспомнила, что телефон-то уже записывала! Махнула рукой - невнимательная какая! Потом задумалась - кажется, события там развиваются очень быстро. Что это за интернат? Почему Ота с ней любезничает, а про главное, про Васю, ничего ей не сообщил, или в его представлении все это пребывает в разных сферах? Нужно все выяснить. Во всяком случае, интернат - это совсем не то, что она для него намечтала. Ирина позвонила в отделение, спросила Ота Ираклиевича. Его не оказалось, тогда она попросила дежурного, врача. Подошла знакомая ей врач и успокоила Ирину - Ота Ираклиевич в курсе, он обдумал все переданное Ириной. Интернат этот профильный - именно для таких больных. Подробности в понедельник у Ота Ираклиевича. Вася себя на данный момент чувствует удовлетворительно. Это все, чего смогла добиться Ирина. Ну, все же пора звонить Кате. Все ли там в порядке? Подошла мать.

- Здравствуй, Ира. Ты к нам сегодня собиралась вроде?

- Да, но с утра хотела заехать Катя. С Витей, чтобы "видик" наладить, а потом уж вместе к вам. Только что-то ее нет, спит еще? Вчера поздно легла.

- Нет, она в восемь часов уже ушла - у нее встреча с Витей. Важная. Что-то между ними там произошло, вроде бы размолвка. Ты знаешь, она похудела за последние дни, нервничает.

- Да, она мне говорила. Витю мать хочет отправить учиться в Штаты, Катюша наша, конечно, не хочет расставаться.

- Понятно теперь. Но они еще такие маленькие, неужели все может быть так серьезно?

- Я не знаю, мам, серьезно, конечно же, может быть в любом возрасте. Я просто не знаю, как это у них. Если Катя скажет, что серьезно, ей нужно будет верить.

- Так что, Ира передать Кате, если они с Витей придут сюда?

- Ну, пусть перезвонит мне. Что же еще?

Ирина положила трубку очень расстроенная - Катя, похоже, не на шутку страдает. Скорее бы позвонила или пришла, до чего же трудно в неведении! Ирина вновь взяла в руки рассказ: "В них были слезы..." "Еще бы", прокомментировала Ирина.

- А потом я убежал. Я заплакал, заревел уже в подъезде. Я ничего не понимал. Ничего! Кроме одного - страсть душит, мутит мое сознание. Я хочу трясти ее за плечи и требовать. Чего? Ведь все у нас когда-то было: ночи, нежность. Такая радость. Я не знал ничего и носился, носился по городу... Так в чем же я сильнее, крепче ее, этой случайной попутчицы Жанны? Жанетты... Хм, Жабетты. Надо же, выдумал ее обожатель имечко. Из одного болота перенес в другое и утопил. В электричке Жанна сказала.

- Я не знаю, почему со мной случилось то, что случилось. Я не знаю, почему со мной не случилось того, чего я хотела, к чему готовилась. Я хотела с ним жить долго...

Я продолжил.

- И счастливо.

- Да. Именно так. Мне на роду было написано, да видимо стерлось как-то или выцвело.

- Он бросил тебя?

- Не знаю. Не знаю, как это назвать. Он, кажется, переадресовал меня.

- Как это? Не понял.

- Ну, как газету. На другого человека оформил Я вся ему принадлежала, а он взял и некому своему двойнику меня отдал.

С некоторым трудом (я был почему-то на редкость нынче туп) я понял, что она имеет ввиду отвратительную сущность ее милого, проявившуюся, заявившую о себе. Ну, как у меня история. Моя сущность, "Переадресовал",вот словечко нашла.

- И что же теперь? Ты к нему?

- Нет. Лучше сгореть. Я бы пошла к нему, если б могла - я ведь хочу. Но я не могу. Не могу! Сгореть, сгореть...

У нее задрожали губы. Я опять погладил ее по голове. У нее поднималась температура. Глаза блестели. Слез в них не было

- Ты ведь больна. Тебе надо в нормальную постель, чаю, меда.

-А тебе?

-Мне? Веру.

Электричка подошла к станции. Я неожиданно вскочил, побежал к дверям, успел выскочить. В окно я прокричал ей.

- Я на кладбище. У меня тут друг. Друзья. Посоветоваться. А ты держись!

Электричка тронулась. Я видел, что она посмотрела на меня безучастно. Что же. Нам не согреть, не излечить друг друга. Страсть гонит ее, гонит меня. Как будет дальше - не знаю. Но придется идти вперед, вперед, вперед. Сейчас надо подойти к могиле Димы, потом в церковь Михайловскую, потом к подруге доброй попить чаю, а уж затем в редакцию к компьютеру и за работу, за работу. Придется терпеть... Другого выхода у меня нет. Терпеть-терпеть-терпеть-терпеть! Вот так. До бесконечности. Сколько Бог велит. Теперь-то хуже уже некуда. Да и Жанетте одной носиться, сжав зубы терпеть. Что же еще остается?".