Соучастница

В ванну рванулась Галя. Мать диктовала адрес, сообщала Иринин возраст. Михаил Федорович, всем корпусом повернувшись к зареванной трясущейся Кате, ответил:

- Бывает. Нервный срыв. Реактивное состояние...

- Бабушка! - Катя отшатнулась к сидящей возле телефона Марии Филиповне, - бабушка, а почему она про Васю кричала, вот это, что ее... ну, любовник?

- Ерунда какая-то, Катя. Это болезнь кричала не, она.

- Значит, моя мама больна? Она - сумасшедшая?

Михаил Федорович отошел от Ирины, с которой смывал кровь мокрым полотенцем, подошел к Кате и строго посмотрел в глаза.

- Не говори, девочка, глупости! Случиться такое может с любым, что-то ее надломило.

- Михаил, а как быть? - спросила его кротко Мария Филиповна, - без больницы нельзя?

- Сейчас нельзя. Да я буду в курсе дела. Обойдется. А теперь все умойтесь, приведите себя в порядок, сейчас уже "Скорая" подъедет.

И действительно, через несколько минут позвонили в дверь. Мария Филип

повна открыла Иринину сумку, нашла паспорт, протянула врачу. Михаил Федорович что-то тихо говорил пожилой восточного типа врачихе с умными слегка раскосыми глазами, она кивала, поглядывая на лежавшую неподвижно Ирину.

- Она спит? - тихо спросила Катя Галю, стоящую рядом с ней .

- Не знаю,- так же тихо ответила Галя.

Сестра сделала Ирине какой-то укол, потом видимо, по знаку врача, выглянула в окно и помахала санитарам, те вскоре поднялись с носилками. Мария Филипповна сделала было попытку сказать, что она поедет с дочерь, но Михаил Федорович твердо оттеснил ее, сказал, что сам позвонит через какое-то время на пост и все выяснит, а уж завтра - посещать. Катя, а за ней вслед Галя выскочили на улицу к машине, санитары погрузили Ирину, захлопнули перед девочками дверь.

"Скорая" умчалась...

Семнадцатого июня Ирина вышла из больницы. Так получилось, что встретить ее было некому: Мать с Михаилам Федоровичем были в Германии, Катя отказалась от поездки: "мама больна, а я поеду? Как это?", но и в Москве ей было одиноко.

День, когда Ирина попала в больницу, подарил ей подружку - Ксенину Галю. Так просто, дружелюбно, по-родственному вела себя Галя, Что Мария Филипповна задним числом оценившая это, позвонила Ксене, наговорила ей множество комплиментов, поблагодарила за дочку. Ксеня, узнав обо всем случившемся и о желании Кати побыть с Галочкой, пригласила ее к себе, сообщив, что и поездка в Европу не исключена, но об этом позаботится "Дядя Слава" и тогда Катя повидается и с Костей, но это попозже, в середине июля - начале августа. Подружек - Гали и Татьяны тоже не было в Москве...

Ирина стояла на ярком солнце на нижней ступеньке больничного крыльца. Темные очки она держала в руках и знала, что без них она не сделает ни шагу, нужно скрыться, заранее защитить от ранящего мира. Ей предстояло ехать на Костину квартиру... Когда Ирина проснулась после сильнодействующего успокоительного, первые три вопроса, которые она задала сидящей рядом матери были: "я не пропустила свадьбу Людочки, моей коллеги по институту?", "Звонил Мухамад насчет диссертации, я же ему не отдала?" и "Неужели правда в Домжуре лежат Полинины воспоминание о Сашке, а я, свинья, не забрала?" Мать встревожилась, понимая, что ни на один вопрос она ответить не может и осознавая, что у Ирины что-то произошло со временем и с расстановкой "ценностей" - то, что было неважно еще вчера, почему-то вышло на первый план, а то, что волновало очень сильно, как бы испарилось. Мария Филипповна пообещала Ирине, что к следующему своему приходу, то есть утром, все выяснит и если нужно, диссертацию передаст, а рукописи заберет и даже по поводу свадьбы выяснит, если Ирина скажет у кого, Ирина махнула рукой и сказала:

- Потом, через некоторое время. Сейчас я хочу только спать.

Около трех суток она то спала, то, проснувшись, плавала в дреме, в каких-то грезах, видениях, есть ей не хотелось, только пила воду, сок, который приносила мать, - ее внимательные глаза Ирина видела каждый раз, когда просыпалась, впрочем иногда это были глаза медсестры: одна из них была похожа на мать: те же коротко стриженные волосы, очки в тонкой оправе, серые глаза.

В первые сутки - двое Ирина не могла бы их отличить друг от друга и, возможно, некоторые ее вопросы, пожелания и сомнения выслушивала сестра, но ведь все это было важно и интересно той, еще одурманенной Ирине.