SOULMATE AU (Родственные души)

Долина у подножия гор превратилась в братскую могилу для тысяч искалеченных душ и тел, что уже никогда не окажутся в землях родовых кладбищ и храмов.

Мэй опускается на колени перед кем-то совершенно незнакомым. Берет из окоченевших рук его маленький кинжал и аккуратно разрезает черную нить на шее. Снимает деревянный жетон, что носил каждый солдат императорской армии.

Хлопья снега валят и валят. Укутывают долину, заметая следы кровавой бойни.

Принцесса, не сдвигаясь с места, прожигает взглядом грязную ладонь с амулетом, сохранившим ценное для кого-то имя. Чи Фу – так его назвали отец и мать. Доспехи давят на грудь.

И средь гор, средь уснувших навечно солдат, сжимаются ладони в кулаки. Края деревяшки впиваются в кожу слабым укусом, а судорожно-рваный выдох рвется наружу. Закрываются глаза. Жгут веки соленые слезы, грязными ручьями стекающие по липким щекам.

И разносится над ущельем пронзительный крик, полный отчаянной боли, граничащей с безумием безысходности.

Голос ее хрустальным эхом отражается от гор, разносясь похоронной песнью под высоким небосводом ущелья. Прощальной песнью, полной скорби, – такой, какой не должен испытывать человек.

Боль!

Крик такой громкий, рождающийся где-то под левым ребром. И крошатся кости. И разрывается грудь.

Воин – воительница, Небо! – кричит изо всех сил.

А боль все не проходит. Как надрывающая сердца Хуанхэ, бурные воды которой каждый сезон весеннего равноденствия выходили из берегов, боль бушует и рвется наружу.

И когда боль полностью накрывает волной ее тело, когда дышать становится невозможно, тогда с криком выходит из нее весь воздух. И становится пугающе темно. Жарко и темно.

Здесь, в этом мире, Мэй раненой птицей бьется, мечется по огромной кровати, не ощущая холода спальни. Жар охватывает. Жар – такой настоящий, такой опаляющий!

Лишь ветер за стенами дворца тихо завывает раненым зверем, вторя ее чувствам, что разрывают грудь.

Там, во сне, она вдруг просыпается. И вот уже нет поля боя.

Видит знакомый навес шатра над головой. Да-да! Она снова в шатре, на походном ложе из мягкой рисовой соломы, укрытой несколькими слоями льняных простыней. Прохладный воздух касается разгоряченных плеч. И огнем заботливо объята каждая частичка, каждая клеточка в этот миг воистину хрупкого тела! И двинуться невозможно!

Боги, как больно!

– Прошу, не двигайся, Мэй! – Отчаянно, как отчаянно имя ее звучит. – Иначе придется звать лекаря.

Сон в этот миг каждую ночь менялся – словно бы время там ускорялось. Словно бы до утра Ночь хотела ей что-то показать, но всегда рассвет наступал раньше, чем она успевала.

Но не в этот раз.

В ночь Вершины зимы сновидение не спешит заканчиваться. Оттого Мэй явственно проживает всю боль – а ветер уж оглушает своим пугающе тихим заунывным свистом коридоры дворца.