Сова и хлеб

– Не простит он себе, как же, – проворчал Рамзи, как только мы оказались вне пределов слышимости. – Больше ни один человек в мире не узнает об этом ибисе, клянусь.

– А вы знаете, где его искать теперь? – поинтересовался Трелони.

– Мистер Трелони, – Рамзи остановился и заговорил внушительным тоном. – Я отношусь к вашей работе с большим уважением, но этот ибис – частное дело моего друга Картрайта. Ему – да и мне – не хотелось бы впутывать в него посторонних. Я бы попросил вас забыть о статуэтке, которая, как вам прекрасно известно, вам не принадлежит.

– Вы прекрасно понимаете, мистер Рамзи, что я не отступлюсь от этой вещи.

– Как вам будет угодно. Но вы понимаете, что в такой ситуации в дело может вступить полиция?

– Вы, кажется, мне угрожаете? – мягко поинтересовался Трелони.

– Почему бы и нет? В любом случае, мы не готовы пригласить вас к нам присоединиться. Повторяю, это частное дело. И если вы джентльмен, вы, конечно, откажетесь от попыток.

– Не откажусь. Позвольте откланяться. – Трелони коротко кивнул и удалился быстрым шагом.

– Прекрасно, – прокомментировал я. – Зачем ты поссорился с человеком, которого, по твоему собственному утверждению, уважаешь?

– Уважаю как ученого, – неопределенно отозвался Рамзи. – Но иметь дело с гробничным вором, честно говоря, не хочу.

– Рамзи, ты в своем уме? Гробничный вор – это тот, кто расхищает склепы на Кенсал-Грин. А тот, кто обследует могилы египетских царей, называется археологом.

– Тебе, конечно, виднее.

– Прекрати держать меня за идиота!

Я уже довольно давно чувствовал себя то ли школьником, которому по семейным обстоятельствам пришлось провести половину недели дома и, вернувшись, не понимать ни слова из тех, что говорят на уроках, то ли, что вернее, ребенком, для которого родители или любящие тетушки придумали игру – с тайнами, кладами, пиратскими кораблями и расследованием преступлений – но забыли объяснить какую-то очевидную для любого взрослого человека мелочь, очень важную для сюжета, и теперь таскают паренька по всему поместью, требуя, чтобы он радовался, и злясь от того, что он скучает и капризничает.

– Картрайт, – вздохнул Рамзи. – Я ни в коем случае не сомневаюсь в твоих умственных способностях. В конце концов, мы вместе учились, и я помню, как тебе давалась учеба. Просто ты ровным счетом ничего не понимаешь как в мире науки, так и в мире археологов, которых наука интересует в последнюю очередь. Зато они более чем серьезно относятся к тому, что в наш здравомыслящий век принято считать суевериями. И правильно делают.

– Ответь мне на несколько вопросов, иначе я больше с места не сдвинусь. Буду сидеть, читать романы и пить бренди до старости.

К этому моменту мы давно вышли из музея и весьма быстро шагали куда-то, хотя никакого конкретного плана у Рамзи вроде бы не было. Во всяком случае, мне он об этом не рассказал. Ну а у меня никаких планов не было тем более – я по-прежнему не понимал, почему взрослые солидные люди, небезызвестные в научных кругах, впадают в такую ажитацию.

– Да, конечно. – Согласился Рамзи не без радости. Возможно, ему самому надоел ничего не понимающий спутник, вроде безымянного биографа напыщенного французского аристократа Огюста Дюпена.

– Что мы ищем?

– Ты меня удивляешь, Картрайт. Мы ищем статуэтку ибиса, которую ты купил в Палестине. – Рамзи улыбался, и в уже тускнеющем зимнем свете эта улыбка, надменная посадка голова и черные глаза вдруг напомнили мне виденные в том же Иерусалиме иконы восточного письма. А может, не иконы, а иногда встречающихся в Палестине странных арабов с почти европейскими чертами лица – у них у всех на лбу еще татуирован маленький крест.

– Хорошо, меняю вопрос. Почему эта статуэтка так интересует всех мало-мальски сведущих египтологов, насколько я могу судить? Ее ищут уже тысячу лет? Так тысячу лет назад никакой египтологии еще не было. Она стоит миллион?

– Она стоит те самые пару фунтов, что ты за нее заплатил. Сколько, кстати?

– Четыре лиры. Это три с половиной, что ли, фунта.

– Дороговато, – заметил Рамзи, и улыбка его стала шире. – За простенькую египетскую статуэтку, у араба… фунта хватило бы.

– Хозяин почему-то отказывался ее продавать. Цену набивал.

– Правда? – удивился Рамзи. – Если он что-то знал, зачем он ее вообще продал?

По-моему, он искренне наслаждался моей беспомощностью и тянул время.

– Да расскажи ты уже, в чем дело!

– Ладно. Эта статуэтка – предмет… религиозного культа, имеющая величайшее значение для своих последователей.

– Ну да. Как я уже говорил, без тайного общества в этой истории никак нельзя обойтись. Не мог бы ты придумать более убедительный вариант?