Читаем Сова летит на север полностью

Она наклонилась над ним, поцеловала в лоб. Одрис хотел встать, но по ноге резануло болью. Он упал на тюфяк, рукой нащупал повязку на бедре.

— Лежи, герой, — с нежным упреком сказала Миртия.

Спарток все-таки приподнялся на локте, несмотря на протестующий жест элевтеры.

Увидев возле двери Брейко, попросил:

— Позови Селевка.

Вскоре старшина вошел.

— Где дружинник Кизика? — спросил Спарток.

— Как ты велел — в подвале.

Одрис посмотрел на Миртию.

Взяв ее за руку, мягко сказал:

— Иди. Я тебя позову.

Когда элевтера вышла, он обратился к Селевку:

— Допросили?

Тот кивнул:

— Пока ничего важного.

— Помоги встать.

Одрис взял у Брейко копье и, опираясь на древко, вместе с Селевком вышел из комнаты.

Грек сидел на соломенной подстилке с прикованными к стене руками. Лицо настолько опухло от побоев, что глаза превратились в узкие щелочки. Поясница была обмотана окровавленной тряпкой.

Спарток склонился над ним.

— Кизик знал о том, что Даиферн собирается брать Парфений. Кто ему донес? Ни один синд не пройдет через заставы на хоре без разрешения архонтов. Тем более в сторону Феодосии. Значит, предатель из местных.

Дружинник лишь мрачно таращился.

Едва сдерживая ярость, Спарток процедил:

— Знаешь, что выдаст синда?

Грек молчал.

— Выговор! Перебежчик — не синд!

Не дождавшись реакции, одрис рявкнул:

— С кем встречался Кизик?

Потом повернулся к Селевку.

— Продолжай, пока не развяжешь ему язык.

И захромал из подвала.

Вечером старшина зашел в комнату Спартока, коротко доложил:

— Аполлодор.

2

Жесткий взгляд Хармида не обещал ничего хорошего.

Не сводя глаз с Орпаты, он приказал Быстрой Рыбке:

— Отбери у него нож и свяжи руки.

Язаматка метнулась к сколоту, вытащила у него из-за пояса оружие, потом стянула кисти за спиной веревкой. Опустив лук, Иларх подошел к пленнику. Ударом ноги под колени опустил на землю.

— Полегче! — прорычал Орпата.

— Поговори мне! — огрызнулся Хармид.

Иларх с язаматкой уселись возле закопченных камней, на которых стоял котелок. Дымок от костра развеивался, не успев подняться над кустами. Вкусно пахло вареной полбой.

Оба принялись по очереди зачерпывать кашу лепешкой.

— Ты как здесь оказался? — спросил Хармид, дуя на горячую жижу.

— Долго рассказывать.

— Так ты не стесняйся, нам тут до вечера сидеть.

— Потом что?

— Дальше поплывем… А тебя прирежу.

— Тогда чего зря трепаться, — буркнул Орпата и уставился в сторону.

— Ну, как знаешь…

Быстрая Рыбка не сводила с пленника глаз, в которых читалась жалость. Хороший взгляд, теплый. И зеленый — словно не зрачки в глазах, а комочки водорослей. Она что-то тихо сказала иларху, тот кивнул. Тогда она взяла мех с водой, подошла к Орпате.

Хармид ненадолго уходил. Когда возвращался, всегда что-нибудь приносил: мидий, сухие ветки, подстреленную утку… Все время, пока он шарил по окрестностям, язаматка хлопотала возле кострища и тихо напевала.

Днем иларх улегся спать, а она сидела в кустах: смотрела то на речку, то на морской берег, чтобы не прозевать тавров, если те вдруг появятся. Когда он проснулся, Орпата попросил развязать путы и отвести его облегчиться. Хармид накинул ему на шею петлю. Так и держал, словно пойманного тарпана, пока сколот снимал и надевал штаны.

Вечерело. Погода испортилась, с моря задул сильный ветер.

Иларх опять куда-то ушел.

Разделывая птицу, Быстрая Рыбка спросила Орпату:

— Ты женат?

— Не-а.

— Что так?

— Я восьминогий… В смысле есть только пара волов. Жена денег стоит.

— Ты жрец, я по амулетам вижу — значит, должен быть богатым.

— Ну и что? — вскинулся сколот. — Жрец Табити не принимает подарков. Это энареи требуют себе долю добычи, хотя лук с детства не натягивали, а во время налетов едут в обозе вместе с женщинами и детьми. Я — воин, такой же, как все мужчины племени.

Потом спросил:

— Ты из какого племени?

— Язаматка.

Все-таки решился, с вызовом сказал:

— Выходи за меня!

И добавил:

— Меня в племени уважают. Со мной не пропадешь.

Она грустно улыбнулась:

— Я рабыня.

— Мне плевать.

Улыбка сошла с ее лица. Твердость ответа должна была скрыть сомнение в мыслях.

— Я женщина Хармида!

Быстрая Рыбка отвернулась и сделала вид, что занята пересыпкой солью тонких ломтей мяса. Но по лицу было видно: взволнована. Вдруг она вытерла руки о штаны и порывисто подошла к Орпате. Сняв с шеи амулет, надела на него.

— Это Апи. Пусть богиня хранит тебя, ты хороший человек.

Появился иларх.

Опустил на землю мех с речной водой, строго приказал:

— Заканчивай, Рыбешка. Пока не начался шторм, надо успеть хоть сколько-нибудь проплыть. Так мы никогда до Херсонеса не доберемся.

Поужинали утренней полбой. Орпате тоже досталась пара кусков слипшейся теплой каши. Язаматка кормила его с ладони, ведь руки у него оставались связанными.

Когда сборы закончились, Быстрая Рыбка с Хармидом отошли в сторону. Она что-то горячо зашептала, иларх возражал. Она настаивала, тогда он пристально посмотрел на пленника и вздохнул. Вернувшись, пнул его ногой, но не больно, потом полез из оврага.

Проходя мимо Орпаты, Быстрая Рыбка как бы случайно обронила в песок нож. Сколот сел на него, чтобы Хармид не заметил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза