Читаем Сова летит на север полностью

Спарток молча рубанул его по ноге. Ступня отлетела в сторону, забрызгав кровью стоящих рядом жрецов. Толстяк заорал от шока, при этом одрис разобрал в его воплях слово "тридцать".

Дав жрецам время оказать несчастному первую помощь, он продолжил экзекуцию.

Следующим в гроб уложили худого длинного грека. Тот сразу предложил пятьдесят мин, поэтому Спарток отпустил его. Вскоре на полу перед одрисом лежала горка черепков с расписками на сумму почти в семь талантов серебра.

Он вспомнил рассказ Перикла о том, что, когда остров Лемнос вошел в Делосскую симмахию, его города Гефестиэя и Мирина сообща стали платить Афинам форос в размере девяти талантов.

"Вот это да! — довольно думал Спарток. — Отличный метод".

— Ничего, — сказал он, выпроваживая жрецов из храма, — какое-то время поживете без симпосиев, музыкантов и танцовщиц. Я временно вступлю в должность отца фиаса, так что ждите моих указаний…

Остаток дня Первый архонт Пантикапея провел в булевтерии, выслушивая отчеты магистратов города.

Новый архонт, Горгий, назначенный гимнасиархом вместо Гиппоника, рассказал о военной подготовке эфебов. Кроме обычных упражнений по метанию дротика, бегу и борьбе, он ввел обязательную подготовку по рукопашному бою с мечом.

Игиенонт доложил о шагах, которые пришлось предпринять, чтобы увеличить флот Боспора. Гонцы разосланы по гаваням, из доков Пантикапея выведены все способные держаться на плаву лембы, чтобы освободить место для ремонта боевых кораблей. Из Акры везут пеньку и смолу, из Порфмия — строевой лес.

Каллиад объявил добровольный сбор средств на паноплию. Он рассказывал долго, а Спарток с удовольствием слушал его. По словам архонта, землевладельцы и скотоводы уже начали приносить деньги. Их жены снимают с себя украшения. Даже простые поденщики и пастухи отдают, кто сколько может. Каменщики в его эргастериях приступили к изготовлению стел с декретами Совета о награждении особенно щедрых жертвователей золотыми и серебряными венками, погрудными портретами или рельефами, а также ценными подарками.

Федим провел переговоры с рабовладельцами, после чего те объявили об освобождении всех, кто готов участвовать в походе на Фанагорию. К агоре потянулись военнопленные сколоты, сираки, меоты, керкеты, чтобы записаться в ополчение.

Спарток уже слышал о том, что девушки Пантикапея торжественно клялись перед храмом Афродиты выйти замуж за героев похода. Украшенные венками и гирляндами из цветов, они совершали возлияния на алтаре богини.

Знал он и про мальчишек, которые бегали по городу, размахивая деревянными мечами и выкрикивая: "Смерть Даиферну!"

Вечером пришел отец Гиппоника. Плакал, жаловался, что предательство сына легло темным пятном на весь род. Потом попросил в знак примирения принять в дар сотню тарпанов.

Одрис не удержался — обнял старика.

После ужина он сидел на складном дифросе под священным лавром Аполлона, который когда-то привезли из Милета и посадили на теменосе отцы-основатели города. Дерево тихо шелестело листьями, расточая приятный эфирный запах.

Миртия расположилась у его ног с пяльцами.

Он думал о том, что Боспор стал его второй родиной. Ему нравилось море, то обнимающее теплым влажным ветром, то беснующееся и яростно бросающее в лицо брызги пены. То свинцовое, то нежно-бирюзовое. Нравился запах степи — пряный, сухой, мужской. А эти закаты — тихие, пламенеющие, ясные, заставляющие просто сидеть, ни о чем не думая. И рассветы — солнечные, задорные, когда хочется расправить плечи, когда душа поет…

Спарток наклонился и поцеловал Миртию.

4

Орпата едва успел добраться до середины лагуны, как беглецы скрылись среди деревьев. Разбитые о подводные камни пальцы ног болели. Ссадины на локтях и коленях щипало после соленой воды. Зато по твердой земле идти стало легче.

Сколот вздыхал: "Сейчас бы отцовский арибалл с мазью!"

Вскоре он догнал их. Хармид стоял возле каштана с бледным лицом, опираясь на сучковатую палку. Увидев Орпату, иларх снова пошел вперед, но теперь зачем-то повернул в сторону мыса. Во время ходьбы он заметно хромал, при этом одной рукой держался за бок.

"Похоже, ранен, — понял Орпата. — Отлично, пусть идет, пока есть силы, а я посмотрю, насколько его хватит".

И не торопясь двинулся следом.

Быстрая Рыбка временами оборачивалась, смотрела с укоризной.

Один раз крикнула:

— Уходи!

Сколот лишь усмехнулся. Тогда она кинула в него камнем.

Беглецы продирались сквозь фисташковые заросли.

"Зачем Хармид лезет на мыс?" — удивлялся Орпата.

Иларх все сильнее опирался на палку, но упорно карабкался по косогору, как будто боги вели его к спасению. Когда он останавливался, чтобы отдышаться, Орпата терпеливо ждал, не приближаясь.

Наконец заросли расступились. Беглецы вышли на заваленную кусками известняка вершину утеса. Казалось, Зевс метнул в него молнию, но не смог расколоть до конца. С одной стороны к морю уходила глубокая расселина. С другой утес обрывался отвесной стеной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза