Сова летит на север

Стоявшие перед многими домами траурные лутрофоры с красными фигурами по черному фону горожане обходили, целуя амулет на шее. А уборщики бережно передвигали сосуды, чтобы не разбить: у хозяев и так много хлопот в связи с похоронами.

Горожане судачили:

— Надо же, новая власть хочет выбелиться. Афиняне столько народа перебили во время штурма, а теперь озаботились чистотой мостовых. И этот… как его… Спарток. Ходят слухи, что он не грек. Выговор у него странный, не афинский, имя тоже подозрительное. С чего это вдруг фракийцы ему подчинились? Что такого он им в уши насвистел, что они за ним пошли покорно, как лесные звери, околдованные сирингой Пана?

Спарток жил в казарме гетов. Он отказался от отдыха на флагмане, сказав, что соскучился по родной речи. Раны оказались несмертельными, но требовали лечения.

Как только одрис почувствовал в себе силы, он попросил Зопира объявить в Народном собрании мобилизацию. Призыву подлежали все мужчины старше семнадцати лет согласно реестрам демов.

Для выживших после ночной резни ополченцев Перикл объявил амнистию. Раненым афинянин разрешил остаться дома, но потребовал оказать фаланге помощь деньгами или продуктами.

Способные держать в руках оружие собрались на агоре для экипировки. Бывших защитников было видно сразу — по мрачному виду и почерневшим, запавшим глазам. Всех по очереди подводили к алтарю Зевса Арея для клятвы в верности Афинам. Вскоре алтарь стал красным от жертвенной крови.

Несогласных уводили, и никто их больше не видел.

С хоры потянулись новички — совсем молодые парни, еще не обстрелянные. Каждый принес письмо от демарха, где сообщалось, может рекрут потратить тридцать драхм на паноплию гоплита или нет. Неимущим Зопир обещал купить снаряжение из налогов, собранных для Пантикапея до прибытия эскадры.

Перикл выступил перед ополченцами с речью:

— Граждане Нимфея! Вы виноваты перед Афинами в том, что подняли руку на афинских граждан. Но я могу вас понять — вами руководил страх за семьи и имущество. Посмотрите на меня — разве я ужасен? Ваших родных эпибаты не тронули, потому что выполняли мой приказ. Мы пришли сюда не убивать и грабить, а показать мощь Афин, решимость и бесстрашие ее армии, справедливость ее посланников — меня и Спартока.

Он положил руку на плечо стоявшего рядом одриса.

Потом продолжил:

— Я — первый человек в Афинах. Спарток — первый человек на Боспоре. С нашим приходом у вас начнется новая жизнь. Элладе нужно зерно, много зерна. Дайте нам его, и мы наполним ваши эмпории товарами — железом, тканями, утварью…

— А самосцы и милетяне? — крикнул кто-то из толпы. — Они нам то же самое обещали!

— Не сунутся! — твердо заявил Перикл. — У Самоса больше нет флота. Гераклея — наша. Синопа — наша. Если милетяне пойдут на восток — встретим. Пусть плывут на запад: в Аполлонию, Истрию, Ольвию… Им никто не мешает. Афины на Боспоре надолго. Привыкайте! А чтобы жизнь казалась слаще, я объявляю об отмене налога при обмене кизикинов и пантикапейских драхм на афинские драхмы. И еще: военный налог будет взиматься только на борьбу с пиратами.

Он сделал паузу.

Заговорил, придав голосу металла:

— Последнее… Я собираюсь брать Пантикапей! Когда — не знаю, но в ближайшее время. Так что будьте готовы выступить по моему приказу. Дезертирам пощады не будет!

Горожане расходились по домам, оживленно обсуждая слова Перикла…

Близились Таргелии.

Архонты развернули бурную деятельность по подготовке к торжеству. Зопир после инспекции погребов Гилона отобрал несколько бочек с местным вином для возлияния богам и общественного увеселения.

Пекарни получили бесплатную муку для выпечки жертвенных пирогов в виде полной Луны. Бортники разбрелись по окрестным лесам, выполняя заказ на сбор воска для свечей. Каменщики стучали молотками на теменосах, вырубая новые алтари.

Фиасы Артемиды Агротеры и Аполлона Врача собирали благотворительные взносы для закупки праздничных атрибутов: жертвенных животных, цветов, соли, меда, печенья, венков, лент, масла для светильников. Не забыли и про серебряную и бронзовую утварь в качестве призов победителям мусических, атлетических и конных состязаний. Горожане с радостью несли деньги на изготовление праздничных одежд для музыкантов.

От карьера потянулись телеги, нагруженные песком для подсыпки стадиона, на котором планировались агоны, а также орхестры[170] театра, где готовились выступить лучшие хоры, авлетисты и актеры города.

Когда до праздника оставалась неделя, Перикл созвал военный совет.

Офицеров вызвали в его дом ночью, без предупреждения.

Первый стратег разложил карту Боспора на алтаре тавров. Грубо обработанный кусок известняка с плоским верхом и едва различимыми силуэтами рыб по бокам казался предметом из глубокой древности.

Перикл был полон решимости.

— Ударим послезавтра на рассвете. Брать Пантикапей будем с суши. Пусть Кизик думает, что мы размякли после взятия Нимфея и мечтаем только о том, как бы надраться на Таргелиях. У нас есть сутки для сбора фаланги.