— Нужен мел для ритуального очищения, еще реальгар[166]в жертву огню… Если нет, подойдет что-нибудь белое и красное — любой предмет.
Памфил отрезал кинжалом кусок хитона, а Хармид вырвал красный войлочный подшлемник.
Закидав обе могилы песком и хворостом, положили сверху камни.
— Уходим, — сказал Хармид. — Тавры наверняка заметили дым. Нам нужно спуститься на хору, туда они не сунутся.
Вскоре остатки обоза выехали на проселочную дорогу.
Работавший в поле крестьянин проводил телеги удивленным взглядом. Странно: одна полупустая, другая завалена мешками. Первой управляет человек в линотораксе, второй — девчонка.
"Да не мое это дело!"
Он снова ухватился за ручки плуга, а идущий впереди сын принялся хлестать вола прутом.
Перикл вызвал Зопира в храм Деметры. Встретив в прихожей, усадил на клисмос возле жаровни.
Сразу перешел к делу:
— Готов стать правителем города?
— Так ведь Народное собрание выбирает.
Перикл натянуто улыбнулся.
— Зопир, в Народном собрании у тебя нет перспектив. На твоих руках кровь нимфейцев.
Ойкист отвел взгляд и, насупившись, сказал:
— Сами виноваты — клерухам жизни не давали.
— Согласен, но ты же не собираешься горожан переубеждать? — Перикл говорил спокойно, но веско. — Все изменится со сменой власти. Давай так… Правом, данным мне Советом пятисот, я назначаю тебя Первым архонтом Нимфея. Нужно организовать Народное собрание, провести выборы. Я лично предложу твою кандидатуру, а для убедительности построю возле входа пару лохов. Эскадра никуда не уйдет, пока ты не вступишь в должность. Да и эпибатам нужно отдохнуть перед штурмом Пантикапея, зализать раны… Впереди Таргелии[167], сделай их праздником примирения: принеси богатые дары богам, наведи порядок в городе, устрой агоны[168], ну, сам знаешь… Я на Боспоре не могу задерживаться — меня в Афинах ждут дела. Как возьму Пантикапей — сразу домой. Поэтому хочу, чтобы здесь настала спокойная мирная жизнь, без мести и междоусобиц. Ты будешь правой рукой Спартока, вы с ним теперь боевые товарищи.
— А Гилон?
— Делай с ним что хочешь. Пусть живет — все-таки он был избран Народным собранием. Можешь принять его в какую-нибудь коллегию магистратов, например надзирать за торговлей зерном или следить за порядком на рынке, опыт по управлению полисом у него богатый. Землю забери, но дом оставь, пусть зарабатывает на службе Афинам. В общем, тебе решать… Согласен?
— Дураком буду, если откажусь, — честно признался Зопир.
Перикл не мог скрыть улыбку.
— Отлично! Приступай. И вот еще… Скажи своим, кто в восстании участвовал, что я прощаю задолженность по налогам.
Оба одновременно поднялись, чтобы обняться…
Вскоре Нимфей преобразился.
Эпибатов и гребцов расселили по домам горожан. Лохаги с келейстами строго следили за порядком, не допускали бесчинств, воровства и насилия. Нарушителей били палками прилюдно без всякой жалости. Матросы спали в гамаках на триерах.
Опознанных горожан похоронили на некрополе возле Северной дороги, остальных отвезли в долину Тысячи холмов, где рабы несколько дней копали братскую могилу.
Покойников засыпали землей с подобающими обрядами до восхода солнца. Но было и новшество: афиняне запретили наем плакальщиц, прилюдное царапанье лица неутешными вдовами, а также громкие стенания родственников.
Объяснили так: раз Нимфей теперь входит в Делосскую симмахию, то вы должны соблюдать афинские законы. Поэтому готовьтесь на Великие Панафинеи присылать нам корову и паноплию, а на похоронах ведите себя скромнее. И скажите спасибо, что мы вам форос назначили всего в один талант серебра.
Пропавшим без вести Зопир пообещал построить кенотаф[169] на выделенные из городской казны деньги.
Погибших эпибатов он приказал похоронить на берегу, на открытом месте, чтобы в праздник Антестерий их душам было удобно покинуть могилу, и, паря в небесах, насладиться оттуда видом дионисийских шествий.
Всем известно, что душа умершего вселяется в птицу, так что ветер с моря в это время будет отгонять сирен, принявших обличье пернатых хищников — орла, степного луня, пустельги.
Геты унесли трупы погибших товарищей в степь. Несколько дней они предавались траурному пению и ритуальным пляскам вокруг погребального костра. Потом нетрезвые, черные от злобы и копоти, вернулись в казарму.
Брошенное на улицах оружие собрали, сосчитали, после чего кузнецы развезли его на подводах по своим эргастериям для починки и заточки. Писцы суетливо бренчали связками деревянных дощечек, еле успевая записывать, кто, куда, сколько чего повез.
Город подмели, статуи подкрасили, штукатурку на алтарях обновили.
Зопир строго-настрого запретил выплескивать нечистоты на улицу до Таргелий, чтобы проветрить город. Нимфейцы удивлялись: никогда такого не было. Перед рассветом одни, ругаясь, тащили полные ночные горшки к морю, другие в темноте крались к ближайшему саду, чтобы слить помои на землю. Если кто попадался — стража вела нарушителя в суд, а тот отправлял его на принудительные работы по обустройству города.