Сова летит на север

— Теперь вот что, — Перикл досадливо сжал губы. — В Синдской Гавани мне удалось договориться только о земле для боспорских клерухов. Задача колонистов — закрыть рынок Синдики от проныр из Милета. Мы синдам — товары из Афин, они нам — зерно. Никакого серебра! Поставь ойкистом надежного человека, он должен пресекать любые попытки синдов всучить купцам деньги за товары. Тогда и чекан им будет не нужен.

Голова у Спартока шла кругом от дел.

Нужно было продумать все: подати с населения, торговые пошлины, военную помощь соседям… Дело первостепенной важности — это, конечно, организация Боспорской симмахии для совместного отпора захватчикам, не важно откуда — с востока или запада.

День Первого архонта Пантикапея начинался с приема посетителей. Владельцы эргастериев предлагали оружие и кожи для армии. Строители разворачивали перед ним берестяные карты с чертежами общественных зданий. Купцы просили эскорт для караванов. Старосты деревенских общин требовали расширить хору под посев.

Потом объезд полиса, беседы с горожанами. Одни вопросы одрис решал сам, для решения других привлекал архонтов. Заканчивал работу за полночь. Валился на кровать и зарывался лицом в набитую сеном подушку.

Но мысли не давали заснуть:

"А ополчение? Общинники должны работать в поле, заниматься ремеслами ради благополучия семьи и процветания полиса. Война — это дело профессионалов. Наберу наемников из граничащих с Боспором стран: Фракии, Синдики, Скифии… Деньги на это найдутся, если наладить бесперебойные поставки зерна в Элладу. Боспору нужна казна не меньше чем в триста талантов…"

Перевернувшись на спину, закрывал глаза.

Нет, опять:

"Симмахия… Нимфей теперь наш, Гермонасса и Корокондама — тоже. Тиритака сама прислала посольство — не дураки, куда им против эскадры. Порфмий и Парфений тянут. Надо к ним сходить, образумить. На что надеются?"

На другой бок.

Снова мысли:

"Акра и Китей — богатые города, самостоятельные. Но их захват и присоединение к симмахии — лишь вопрос времени. Да они и сами это понимают. Всего-то защиты — ров да стена из бревен, у эпистолевсов для штурма корабельных лестниц хватит, если нет — еще нарубим… Фанагория мне пока не по зубам: от Антикита до Танаиса расстилается равнина, кишащая варварами. Перикл вернулся оттуда ни с чем…"

Разворот.

"Феодосия — вот угроза. В ее гавани свободно помещается сотня триер. Вопрос: откуда они придут — из Гераклеи или из Херсонеса? Но то, что придут, — это точно. Ударить бы с моря, раздавить, подчинить… Эх, Перикл не решается! Скоро он уйдет, а без афинского флота мне одному не справиться…"

Вскакивал. Жадно выпив воды, опять ложился.

Мысли не оставляли:

"Боспор накормит Афины. Один за другим пойдут лембы, груженные пшеницей, ячменем, просом. Вырастет мощь Пантикапея. На Понте станет тесно от боспорских парусов. Лишь бы Перикл сдержал слово…"

Думал о сыне… Выходил на террасу, дышал ночным воздухом, слушал соловья.

Вдруг вспомнил Таргелии, Миртию. Тогда, на помосте, Спарток забыл, кто он и что там делает, просто смотрел в распахнутые от удивления карие глаза элевтеры.

Когда веки тяжелели, снова бросался на тюфяк.

Наконец, засыпал…

Спарток понимал, что Боспорской симмахии нужно единое божество, поэтому решил сохранить главенство амфиктионии Аполлона Врача по примеру дельфийской или делосской. Для этого принял сан синагога.

Однако, совершая обряды в честь Аполлона, называл его странно: Залмоксисом. Эта вызвало недовольство среди жречества. Многие считали такую вольность недопустимой, но протестовать открыто не решались.

"Фракиец, — презрительно пожимали плечами одни, — какой с него спрос".

Другие отмахивались: "Меоты и синды кем только Аполлона не называют. Так что с того? Лишь бы почитали атрибуты, приносили дары и отмечали праздники как положено".

Особенно негодовала Хрисария, хотя в обществе подруг сдерживалась. Она могла позволить себе говорить откровенно только с новым сообщником — Гиппоником.

Однажды они вечеряли в храме Кибелы.

— Вот, — злобно цедила жрица, — сдали город без боя, теперь расхлебываем. Раньше деньги несли Великой матери, а Спартоку нет до нее никакого дела, бубнит про своего Залмоксиса… Стыд и срам! Мы для чего ворота открыли? Чтобы наших богов подвергли унижению? Можно было подождать, послать за подкреплением в Феодосию или Гераклею… Что же делать? Что же делать?

Она нервно мяла в руках край пеплоса…

Гиппоник жарко нашептывал:

— Ничего, сейчас он в силе, но мы-то с тобой живы, нас не так просто запугать. Можем и огрызнуться.

Хрисария побледнела. Посмотрев ему в глаза, сжала губы.

— Точно… Убить гаденыша!

— Нет, — ощерился Гиппоник, — не Спартака… Перикла! Отрубим змее голову, пока она не уползла обратно в нору. Не будет его — не будет власти Афин на Боспоре. Потом руки дойдут и до фракийца.

Сообщники обсудили план мести…

Спарток встретился с Миртией почти три недели спустя, на Каллинтерии[184].