— Видишь ли… Жизнеобеспечением государства занимается Коллегия стратегов. Дел хватает: набор рекрутов, назначение триерархов[59], участие в военных судах, инспекция гаваней… Подвоз хлеба в Афины и снабжение армии и флота — тоже их задача. Забот по горло! Никто из них не рвется в варварские земли: у каждого семья, дети, виноградники, оливковые рощи… Сам понимаешь — мало кто готов бросить обустроенный быт в Афинах, чтобы начать жизнь заново на Боспоре… Я могу приказать, но это значит — нажить врага себе и Афинам. Высылая человека в колонию против его воли, ты обрубаешь его корни. Такой человек меняется, но ты узнаешь об этом слишком поздно — когда он начинает платить дань врагам, а корабли под чужим вымпелом чувствуют себя в гавани города как дома.
Собеседник слушал без интереса, и Первый стратег это заметил. Он знаком приказал виночерпию налить вина в ритон. Выпив, продолжил, но сменил тон. Теперь его слова звучали жестко.
— Ты — моя собственность. Мы оба понимаем, что, как раб, ты обречен на жалкое существование. Особенно после побега. К тому времени, когда ты заработаешь денег на выкуп… если я еще на него соглашусь… тебе будет уже не до царских амбиций. Я предлагаю достойную жизнь. Более того — почет и богатство. Разумеется, простой раб никогда бы не взлетел до таких высот. Но ты — сын Тереса. Так что соглашайся.
Спарадок молчал.
Поняв, что запугать фракийца не получится, Перикл заговорил мягче:
— Я мало кому доверяю в Совете пятисот, слишком много там осталось соратников Кимона. Я видел тебя в деле, оценил твою мертвую хватку. Именно такой человек нужен мне в Пантикапее. Я знаю, ты не забудешь, из какой грязи я тебя вытащил, поэтому будешь мне верен. Так?
Одрис кивнул.
— Ну? — Первый стратег закипал яростью.
Он снова готовился угрожать. Что этот раб возомнил о себе? Все еще надеется вернуть трон одрисов. Пустое дело!
Какие еще доводы ему нужны? Придется выложить последний аргумент, неожиданный и веский.
Перикл справился с собой. Сел на ложе, уперев руки в колени.
— Кстати, у тебя ведь есть сын — Севт.
— Я смотрю, ты обо мне все знаешь, — усмехнулся Спарадок.
— Собрал, что смог, — Первый стратег улыбнулся одними губами. — Должность обязывает.
— Тогда ты знаешь, где он.
— Конечно — у бизалтов. Почему они не выдали его Ситалку?
— Потому что я любил их, а они — меня.
— Как считаешь, — Перикл заговорил вкрадчиво, — Севт достоин стать царем одрисов? Лично я думаю, что — да. У Афин хватит денег, чтобы помочь ему в этом. Почему бы, например, Совету пятисот не пригласить на переговоры вождей тех племен, которые платят дань одрисам? Меландины, тринипсы и тины с берегов Понта, треры и трибаллы из долины Метра с удвоенной яростью будут бороться против наместников Ситалка, услышав звон афинского золота.
В глазах Спарадока впервые за весь разговор зажегся огонек интереса. Далекий Боспор казался ему краем земли, жалким и убогим местом, куда уползают несбывшиеся надежды, чтобы тихо растаять под холодным северным солнцем. Но после этих слов… Неужели сбудется самая сладкая мечта — о том, чтобы его потомки правили Фракией?
— Ты хочешь услышать ответ? — тихо спросил он.
— Да.
— Клянусь Залмоксисом, я — твой должник, и ты не пожалеешь о сделанном выборе.
— Отлично! — Первый стратег довольно улыбнулся. — Не знаю, как Залмоксис, но Зевс меня услышал.
После этого Перикл углубился в технические детали:
— Получишь вольную. Припишем тебя к моему дему, так я смогу выступить в качестве поручителя… Побудешь какое-то время метеком, а на первом же сходе Народного собрания сделаем тебя полноправным гражданином Афин. Это противоречит моему же закону, но я сумею объяснить Коллегии девяти архонтов, что речь идет о благополучии страны. Да и жалованье из казны тебе — как клеруху[60] — платить не надо… На заседании пританов предложу твою кандидатуру в качестве Первого архонта Пантикапея. У меня будет железный аргумент: ты долго жил в Ольвии. Царская кровь — это важно, чтобы Совет Ареопага не фыркал. Землю для ценза тебе отрежут в самой колонии… И Совет пятисот, и Народное собрание согласятся с мнением архонтов. О том, чтобы собрать кворум, я позабочусь. В конце концов, поставки зерна имеют прямое отношение к безопасности государства, а за нее отвечаю именно я. Ну да, пока никаких заслуг перед Афинами у тебя нет… Как, впрочем, и у посла Фракии Садока, сына Ситалка, но это не помешало ему получить афинское гражданство.
— Как он?
— Никак! Деньги отца пропил… Я выбил ему пенсию — четыре обола в день. Этого достаточно для скромной жизни в Афинах, столько архонт зарабатывает. Еще он сдает единственного раба внаем — за пару оболов. И все спускает в дешевых диктерионах[61]. Иногда еле доплетется на Пникский холм. Но Ситалк — наш союзник, а Садок — гражданин Афин, поэтому мы терпим… Может, он еще пригодится, если бросит пить.
Перикл снова подозвал виночерпия.
Отхлебнув вина, заметил: