— Да, еще важный момент. У тебя акцент, это ладно, бо-спорские греки сами говорят на ионийском диалекте. Даже в Элладе разговаривают на четырех диалектах. Но имя… С таким именем останешься в их глазах метеком. Пусть будет…
Он задумался.
— Спарток! Не аристократическое, но лучше, чем твое фракийское… Устраивает?
Одрис кивнул. Грек довольно потянулся к нему ритоном.
— Ну, что! Поздравляю с началом новой жизни.
По галерее разнесся звон металла.
Солнце тонуло в Сароническом заливе. Пламенеющий над Пиреем багровый закат измазал паруса кораблей кровью. Тень наползала из-за холма Нимф, накрывая вороновым крылом Ареопаг, агору и уже дотягиваясь до надгробий Керамика. Афина Воительница над стеной Акрополя медленно прикрывала веки.
Город готовился к ночи.
Раздвинув тяжелую портьеру, Первый архонт Феодор выскочил из парилки. Вместе с ним в зал ворвались клубы горячего влажного воздуха.
— Ты меня пересидел, — с блаженной улыбкой проговорил Перикл.
— Стареешь, стратег, — засмеялся Феодор, плюхнувшись на застеленную овечьей шкурой скамью.
— Да ладно, можно подумать, ты у нас эфеб… С брюшком!
Оба расхохотались.
Ткань снова раздвинулась — в зал скользнул тонкий юноша, обнаженный и розовый от пара. Бросив на Феодора смущенный взгляд, заторопился в кладовую. Первый архонт зажмурился — не то от усталости, не то вспомнив что-то приятное. Затем до хруста потянулся и стал внимательно разглядывать закуски на трапедзе[62].
Довольно заявил:
— Твоя парилка — это что-то! Особенно мне понравилось, когда ты плеснул пива. Кто тебя этому научил?
— Скифы. Ну, ты знаешь… Конники, которые следят за порядком на улицах. Они в парилке так иной раз чудят. Прости меня, Гестия, Дева непорочная и благостная… Представляешь, стебли конопли бросают прямо на раскаленные камни. От них пар валит, а дух такой… пряный, с кислинкой, закачаешься. Скифы орут, прыгают, в глазах безумная радость… Нет, лучше этого не видеть.
— Очень уж ты все правдоподобно описываешь, — заулыбался Феодор. — Скажи прямо: грешен, балуюсь.
Перикл усмехнулся.
— Балуюсь! Но не грешен… Такие процедуры усталость после дебатов в Совете снимают лучше, чем хиосское.
Оба выпили, закусили оливками и свежеиспеченным, еще теплым белым хлебом с коричневой хрустящей корочкой.
— Давай о деле поговорим, — Первый стратег посерьезнел. — Я
Феодор прихлебывал холодное вино. Набирал по чуть-чуть в рот, перекатывал между щеками, глотал, причмокивая. Наслаждался. Казалось, в этот момент его не интересует ничего, кроме вкуса и аромата выдержанного виноградного напитка.
— Ты знаешь, — вдруг заметил он, — а мне нравится пить по-скифски, неразбавленное.
Перикл молчал.
— Какого? — наконец, спросил Феодор.
— Спарадока, сына Тереса.
Первый архонт удивленно вскинул брови.
— Он жив? Говорили, что его корабль потерпел крушение по пути в Афины. Где-то возле Фасоса… Зачем он тебе?
— Боспор. Там пора навести порядок. Кизик начал задирать цену на зерно. Ты знаешь: стоит опту в Пирее подняться на халк[63], как в Афинах розница подскакивает на обол. Сделаю его Первым архонтом Пантикапея.
— Подожди… — Феодору показалось, что он ослышался. — Я правильно понял? Посадить во главе полиса своего человека без всяких выборов?
Перикл фыркнул:
— А как Кизик посадил Гилона пресбевтом[64] в Нимфее без всяких выборов? Боспор не Афины, там правит сила.
Феодор с сомнением покачал головой, потом спросил:
— И что нужно?
— Афинское гражданство. Я выкупил его из рабства — теперь он метек.
Феодор изобразил на лице недоумение.
— Метека? Фета[65]? Со времен Солона феты на занимают в Афинах должностей. Так он еще и метек!
Перикл терпеливо поправил собеседника:
— Речь не об Афинах, а о Боспоре. Любого боспорянина поскобли — так он хорошо если только наполовину метек. Но афинское гражданство — обязательно! Что касается ценза, то архонты Пантикапея выделят ему приличный надел. Имея собственную землю, он быстро разбогатеет на поставках пшеницы.
Феодор хитро посмотрел на собеседника.
— Выделят?
— А куда они денутся. Я их хорошо попрошу, используя аргумент Фемистокла — триеры, набитые гоплитами[66].
Оба рассмеялись.
Первый стратег ждал ответа.
— Ну, не знаю, — процедил Феодор и плотно сжал губы.
Сделал вид, будто думает.
Тут все ясно: без его согласия архонты не пропустят на Совет пятисот бесперспективного кандидата, так что можно смело поднимать ставки в игре.
— Коллегия будет выглядеть глупо, если нарушит закон о гражданстве, — твердо сказал он. — Исключение может быть сделано только при особых заслугах кандидата перед Советом и народом. У Спарадока их нет. Прости, но эта просьба невыполнима.
Перикл нахмурился. Он ждал отказа, поэтому приготовил ответный ход. Можно, конечно, повоевать с Коллегией, но на это уйдут время и деньги, так что лучше всего ударить интригана в слабое место — сейчас, наверняка.
Глядя в упор на Феодора, сказал тихо, но веско: