— Дел у него по горло. Отбил у тавров Китей, теперь надо отстраивать заново. Феодосия угрожает с запада, поэтому гарнизон он не будет выводить. Возьмем Парфений — ну и что, прямой угрозы для Пантикапея нет. Ячмень пора убирать, сейчас грекам не до мобилизации.
Третий говорил, что лучше не лезть на рожон. Нужно укреплять Фанагорию каменными стенами, пока Спарток не явился в Синдику с войском.
Даиферн молча слушал выступавших, не перебивал, но думал о своем. Запали ему в душу слова Аполлодора о едином боспорском чекане, мерещились набитые деньгами сундуки, сотни новых пахарей.
Под конец принял решение: "Выступаем!" Объяснил тем, что для решительной победы главное — неожиданно напасть. Если ждать зимы, Спарток узнает о подготовке к войне.
"Ударить надо сейчас и там, где нас не ждут, — подытожил он. — Зимой будем закреплять успех".
Тем номархам, что согласятся пойти с ним сейчас, он пообещал двойную долю добычи. Остальные должны до зимы замириться с соседями, собрать и подготовить армию для похода на Боспор.
С рассветом Даиферн отправил эпактриды патрулировать пролив, чтобы пантикапейские рыбаки не разнюхали про плоты и не донесли Спартаку. К утру следующего дня синды должны быть у городского рва. Разведчики донесли, что возле города есть фисташковая роща, значит, можно завалить ров ветками.
Сначала он взял Ахиллий.
Вернее, просто ворвался с конницей и повесил архонтов. Полис маленький, не раз битый и сколотами, и синдами. Ремесленникам оккупанты велели не высовываться из мастерских, а крестьян выводили на хору под конвоем.
Всю следующую ночь стучали топоры, слышались команды сотников. Со стороны Ахиллия подходили подводы с тростником, смолой, пенькой. Бревна связывали просмоленными веревками. Сверху закрывали травяными матами, чтобы лошади не проваливались в щели. Прибивали уключины для весел. Над косой удушливым черным облаком висела копоть.
Отчаливать Даиферн решил именно отсюда: сильное течение из Меотиды в Понт должно прибить плоты прямо к Парфению.
Сидя у костров, воины с сожалением смотрели на восточную сторону косы, где к Корокондамитскому озеру уходили длинные плоские отмели. Вот бы такие были к западу, говорили они, тогда и плоты не нужны. Между банками и приплесками можно плыть, ничего, кони приучены.
Под утро над косой разнеслась команда: "Стройся!"
Тридцать плотов ожидали погрузки.
На каждый поместился десяток кавалеристов с конями. Гребцы налегли на весла. От Ахиллия наползали темные махины. Носовые лампадионы триаконтер светлячками блестели в темноте. Армада синдов неотвратимо приближалась к Таврике, чтобы жечь, грабить и убивать…
Стоило задиристому херсонесскому петуху продрать горло, как Тибий проснулся — словно тот его клюнул. Рядом заворочались братья и сестры, отец встревоженно всхрапнул. Мать приподнялась, беспокойно окинула взглядом свое большое семейство, потом снова уронила голову.
Мальчик осторожно спустил ноги с соломенного тюфяка и зашлепал босыми ногами к двери. Улыбнулся: теперь он легко выиграет спор. Вечер закончился ссорой с одним из братьев. Тот дразнился соней и со смехом говорил, что Тибий ни за что не проснется с первым петухом, чтобы вывести коз на пастбище.
"Молодец херсонесит, — думал, позевывая, Тибий, — не подвел".
Лицо обдало ночной свежестью. От сарая бросился большой лохматый пес, облизал, повизгивая и приседая от радости. Козы в загоне не спали. Заблеяли, сунулись теплыми носами в шею, словно торопили. Стоило ему отодвинуть створку ворот, как стадо, теснясь и толкаясь, полезло наружу. Первым как всегда норовил выйти Таврик — вожак.
Мальчик заспешил к валу, мимо таких же сырцовых хижин, жердяных загонов и поленниц, по ссохшейся грязи улицы. От дома до ворот всего-то бросок камня. Или полет стрелы — но это смотря кто стреляет. Если он, Тибий, то, наверное, все-таки два полета, ему как следует лук еще не натянуть.
Часовой с улыбкой снял запорную балку:
— Ты сегодня рано, Тибий.
За Меотидой небо подсвечивалось розовым.
Он побежал к берегу по росе, подпрыгивая козленком. Пес тоже подпрыгивал, норовя лизнуть в лицо. Стадо послушно семенило сзади. Вон за теми яблонями начинается пашня. К проливу можно спуститься по дороге вдоль межевого вала. Если взять левее, то тропинка выведет к лиманам, где самая вкусная молодая осока.
Вдруг пес покатился по земле, скуля и вгрызаясь в бок. Тибий подбежал, наклонился. Стрела! Он отпрянул, завертел головой. От яблонь крались люди с оружием. Странные — в остроконечных шапках, лица раскрашены. Он хотел убежать, но ноги не слушались. Так и стоял, пока к нему не подошли.
Брезгливо глянув на мокрую штанину мальчика, воин поднес руку к поясу. Глаза смотрели холодно и безжалостно. И вот тут Тибий закричал.
Козы шарахнулись, но, отбежав в сторону, опять остановились. В нетерпении принялись жевать траву. Только Таврик косился на чужака. В его желтом глазу черная тень подняла нож…
Спарток собрал архонтов в булевтерий.
Сухо объявил:
— В Парфении синды.
Архонты опешили. Когда шок прошел, наперебой заговорили:
— Даиферн наш союзник!
— Как посмел!