Сова летит на север

— Поставки зерна в Афины будут сорваны!

— Не о зерне сейчас надо думать, — резко сказал Спарток. — Там греки умирают!

Пристыженные отцы города замолкли.

Одрис продолжил:

— Мобилизацию я объявить не могу. На Боспоре только-только воцарился мир, люди устали от войны. Да и уборка ячменя в разгаре.

— Пошлем наемников, — предложил Федим.

— Фракийцев нельзя! — возразил Каллиад. — Кто будет мои эргастерии охранять?

Поймав пристальный взгляд Первого архонта, он замолчал.

— Тогда меотов и керкетов, — сказал Игиенонт. — Они враждуют с синдами.

— Хорошо, — согласился одрис, — но одних наемников мало. В проливе десять триаконтер, не считая плотов и эпактрид. По моим подсчетам, синдов около двух тысяч.

Федим схватил его за рукав:

— Сколоты?

Спарток сжал губы. Не будет же он рассказывать архонтам про семейные дрязги фракийских династов и предательство племянника. Но другого выхода нет, придется идти на поклон к Октамасаду.

Архонты закивали, загалдели.

Все хвалили Федима:

— Точно! Молодец! Ну, ты голова!

— Чем платить будем? — в голосе Спартока звучало сомнение. — Сокровищница Аполлона в Феодосии. Все, что было в казне, мы отдали китейцам. Афины рассчитаются за зерно только осенью.

— Соберем по фиасам, — заявил Каллиад. — Деньги на помпу они находят, пусть теперь раскошелятся ради симмахии.

Спарток усмехнулся:

— Ну, вот ты и иди к Филопатре.

— И пойду! — хорохорился Каллиад.

— А я поговорю с Аполлодором, — решительно сказал одрис.

Распустив собрание, он вернулся в свой флигель. Миртия обвила шею любимого руками:

— Устал? Иди поешь.

Спарток поцеловал ее в губы:

— Накрой для двоих. У меня будет серьезный разговор.

Послал за Аполлодором вестового.

Когда жрец вошел, Спарток ел по-фракийски — сидя на стуле за столом. Одрис так и не приучился возлежать во время приема пищи на клинэ.

Жестом предложил гостю место напротив.

Аполлодор поставил на стол ойнохою.

— Вот! — заявил он с наигранным радушием. — Не побрезгуй. Это тебе от фиаса.

Спарток налил вина в канфар, собрался пригубить, но внезапно почувствовал, как на плечо легла ладонь Миртии. Меотка покачала головой из стороны в стороны.

Одрис перевел взгляд на Аполлодора и отчетливо увидел в глазах грека страх.

Тогда он протянул ему канфар:

— Пей!

Жрец отшатнулся, вскочил, столовое серебро зазвенело.

Метнулся было в арку, но стоящий снаружи гет втолкнул его обратно.

Глаза Спартока сверкнули бешенством. Он обхватил пальцами шею жреца, а другой рукой поднес канфар к его рту. Вжал в губы так, что выступила кровь:

— Пей!

Отравитель замотал головой.

Спарток ударил его коленом в пах. От боли Аполлодор шумно вдохнул. Одрис насильно влил ему вино в рот. Жрец захрипел, схватился за горло и через несколько мгновений синий, страшный, с вытаращенными глазами валялся мертвым на полу.

3

Наспех собранный отряд приближался к Парфению. Меотийские лучники замыкали строй. Они служили за деньги, поэтому не торопились подставляться под вражеские стрелы.

Когда конвой бросил обоз Кизика и вернулся в Пантикапей, Спарток не знал, что с ним делать. С одной стороны, наемники отказались помогать беглому архонту, с другой — нарушили договор, предали человека, который им заплатил, пусть он и сволочь.

Одрис решил дать меотам шанс в бою, а уже потом делать выводы.

Над хорой стелился дым, горели деревни и неубранная солома на полях. В обычное время оставшиеся после обмолота стебли тоже жгли, чтобы удобрить почву, но сейчас гарь казалась зловещей.

Боспорян встречали старики с потерянными глазами. Осиротевшая ребятня сидела возле свеженасыпанных могил — грязная, заплаканная. Шальные собаки грызли по обочинам трупы.

Синды пленных не брали — на плотах и триаконтерах и так мало места. Мужчин убивали всех без разбору. Женщин сначала насиловали, потом срывали украшения, а перед уходом хладнокровно резали. Дети разбегались, кто успевал…

Спарток знал, что ему не удастся собрать большую армию для решительной победы. Но сразу после Народного собрания Пантикапея, на котором он объявил военное положение, в боспорские города отправились гонцы с просьбой: дайте гоплитов, сколько можете.

Жители Мирмекия сами обратились за помощью, понимая, что станут следующими: от них до Парфения рукой подать. Правда, акрополь полиса окружала прочная каменная стена, за которой можно переждать осаду. Но до этого лучше не доводить.

Греки толпились перед храмами, глядя на поднимающийся за лиманом черный дым, и с тревогой думали о том, что вот-вот покажется орава перепившихся, озверевших от безнаказанности степняков, которая закидает город горящими стрелами, а потом — с гиканьем и свистом — пронесется по улицам, сея смерть.

Крестьяне с хоры Мирмекия потянулись в город. Погрузив пожитки на арбы, они целыми семьями подолгу стояли у ворот, ожидая своей очереди. Другие погнали стада к Меотиде, подальше от Парфения.

Архонты Пантикапея открыли арсеналы, бесплатно раздавали паноплию. Демархи оказались молодцами — организовали круглосуточную запись в ополчение. Крестьяне сами пригнали скот в обоз. Фиасы раскошелились, но денег не хватало, поэтому провиант для армии собирали в долг.