Сова по имени Уэсли

Я работала в «Аэроспейс» уже шестой год и на профессиональном уровне освоила системы UNIX, а мне все еще платили столько же, сколько в самом начале. В частном секторе мои навыки окупили бы эту сумму где-то вчетверо. Я пыталась решить, остаться мне или уйти, подыскивала другие варианты, но тут произошло событие исторических масштабов, которое сделало выбор за меня.

В 1992 году Лос-Анджелес всколыхнула новость об избиении полицейскими Родни Кинга, и совсем рядом с моим местом работы вспыхнули бунты. Ветер нес мимо окон нашего офиса зловещий черный дым. Я отключила серверы, чтобы предотвратить потерю данных, и вместе с еще несколькими людьми из нашего отдела стала собирать сотрудников по машинам, чтобы развезти всех по домам в целости и сохранности. Мы вооружались, чем могли. Многие все еще горячо спорили на тему того, что безопаснее — уезжать или остаться в здании, а потом нам отключили электроснабжение.

Мы оперативно эвакуировались из офиса, и наша автоколонна двинулась по дорогам Лос-Анджелеса. Вокруг царил хаос — машины ехали на красный свет и по тротуарам, чтобы вырваться из пробки. Почти в каждом квартале горело хотя бы одно здание, впечатление было такое, будто город бомбили ВВС какой-то страны-агрессора. Пробка растянулась почти на всю длину шоссе, и было довольно некомфортно сидеть в машине, уповая лишь на то, чтобы бунтующие не перелезли через стену и не начали убивать невооруженных пассажиров и водителей. Никто не знал, что будет дальше. До самого дома нам не встретилось ни одной патрульной машины. Хантингтон-Бич будто бы вымер. Я дрожала от волнения, но была рада наконец оказаться в безопасности дома с мамой и Уэсли. Он, как всегда, хотел есть, так что я отправилась к морозильнику и с ужасом обнаружила, что мыши кончились. Плохо, очень плохо. Я объехала весь город, но все магазины были закрыты. В ближайшем зоомагазине было темно, но на парковке все еще стояли машины. Я постучалась в двойные стеклянные двери.

— Джейсон! Джейсон, ты там? Это я, Стэйси! Мне нужны мыши!

В глубине магазина что-то зашевелилось, а через пару секунд из теней выступил Джейсон, впустил меня внутрь и тут же закрыл за мной двери.

— Привет, Стэйси. Бери, конечно, только быстро. Большую часть животных уже вывезли, но эвакуация все еще продолжается. Мне только что звонил знакомый из Лос-Анджелеса — бунтовщики спалили его зоомагазин дотла.

Я направилась в подсобку, в которой Джейсон держал мышей, но внезапно остановилась. За каждым стеллажом сидели мужчины с винтовками и пистолетами.

— Эти парни переночуют тут, заодно магазин постерегут, — пояснил Джейсон.

Потом выяснилось, что его зверушкам ничего не угрожало — беспорядки не распространились так далеко на юг. Лос-Анджелес горел еще несколько дней, а люди оставались на нервах еще несколько месяцев после того, как все закончилось. Выбираться в Лос-Анджелес было все еще страшновато, и это в итоге и укрепило меня в моем решении уволиться из «Аэроспейс». Вскоре после этого мы с Уэсли переехали в замечательный район на севере Сан-Диего — воздух там был чище, уровень преступности — ниже, а еще там была масса вакансий, связанных с компьютерами. Я подыскала двухкомнатную квартиру в Ла-Косте, на холме за рекой. По ночам в нашем новом доме было слышно койотов и диких сов, кричащих в оврагах по соседству.

Как-то раз вечером я сидела в кресле и читала, как вдруг подскочила от странного звука. Вернее, сам звук был знакомый — такой же оглушительный механический звук, какой издавал Уэсли, зазывая меня к гнезду, только этот доносился откуда-то издалека. До того, как в моей жизни появился Уэсли, я бы и внимания на него не обратила, но теперь я тут же бросила книгу и выбежала на улицу. В сумерках над домом кружил одинокий самец сипухи, выписывая в воздухе красивые, ровные восьмерки и издавая этот малоприятный зов. Вдруг с дерева неподалеку ему ответила самка и тут же взмыла в воздух, присоединяясь к нему. Они стали кружиться друг напротив друга, постепенно сближаясь, потом сцепились когтями, покрутились так, оторвались друг от друга и начали все по новой. Их удивительный танец продолжался несколько минут, прежде чем они улетели куда-то спариваться.

Однажды мне позвонил дядя Уоррен и сказал, что бабушка попала в больницу. Вроде бы ничего серьезного ей не поставили, но все члены семьи, включая меня, все равно постоянно ее навещали. Дедушка так и вообще проводил там все дни с утра до ночи и уходил только когда его выставляли за дверь. Иногда ему, впрочем, даже удавалось добиться разрешения остаться там на ночь. Но бабушке все никак не становилось лучше — у нее начали отказывать почки. В мой последний визит к ней она была уже под капельницами и на мощных медикаментах. Я наклонилась и сказала ей:

— Бабушка, я хотела тебе показать, когда ты приедешь, но, в общем, скажу так. У меня есть сипуха, его зовут Уэсли. Он живет у меня в комнате.

Ее глаза на секунду загорелись, и она ответила:

— У меня тоже была.

Я не совсем поняла смысл ее слов, а она не смогла пояснить, потому что уже уснула.

Вскоре после этого она умерла.