— Ну, тут он решил, что гнездо готово к откладыванию яиц, так что он зовет своего партнера… Э-э-э… Партнершу, в смысле… Ну-у, в общем… Зовет меня к гнезду. Видите ли… Тут как бы такое дело… Он считает своей партнершей меня…
Если бы доктор Пэнфилд не был столь изысканным джентльменом, мне, наверное, было бы проще об этом говорить, но он, к несчастью, как раз был весьма и весьма изысканным и обладал соответствующей… аурой, что ли. Причем чувствовали ее абсолютно все. Сидеть у него в кабинете было все равно что сидеть в церкви.
— Он выбрал тебя в качестве партнера? — уточнил на всякий случай он.
На сей раз он поднял обе брови и поставил проигрыватель на паузу.
— Одну минутку, Стэйси.
Он выскользнул из кабинета, а через пару минут к вящему моему ужасу привел нескольких постдоков, вернулся к столу и отмотал запись обратно.
— Всем доброе утро. Тут одна сова по имени Уэсли, выбрала нашу Стэйси… — он указал на меня, и я выдавила из себя жалкое подобие улыбки. — В качестве партнера.
Затем он нажал на воспроизведение, и Уэс на записи снова зашелся в своем брачном зове. Затем звук изменился, и доктор Пэнфилд быстро спросил:
— Так, что именно он делает в этот момент?
— Ну, э-э… Это, в общем… Здесь я подхожу к гнезду. — В кабинете вдруг стало очень жарко и невыносимо душно.
Уэсли издавал короткие интимные ухи, выражая свою привязанность и любовь ко мне. Затем эти звуки сменились более настойчивым «ур-ур-ур… ур-ур-урРОУх, урх, урх, О-О-ОУ-УР-Р-РХ… ур-ур-ур-ур… ур-ур-ур О-О-О-ОУУРХ».
Глаза доктора Пэнфилда расширились, и он снова приостановил запись.
— Что это за звуки?
— Э-э-э… Ну, тут он устроился у меня на руке и…
Кабинет продолжал наполняться постдоками. За спиной у меня раздавался шепот. «Я что-то пропустила?» — «Ага — ее сова считает ее своей партнершей…»
— Как? — допытывался доктор Пэнфилд. — Как именно он устроился у тебя на руке?
— Ладно, хорошо… Так… М-м-м… О’кей… Ну, как бы… Эм-м-м… В общем, он сидел у меня на левой руке, цепляясь обеими лапами, прямо когтями. Правая рука у меня перпендикулярна левой, между его ног, он обхватывает ее, э-э-э, коленями… — (Слышен смешок одного из пост-доков.) — В первый раз я попыталась от него отбиться, но это в таких случаях неизменно выливается в полноценную драку, так что проще просто дать… Э-э-э… Ну и… М-м-м…
Доктор Пэнфилд, казалось, на глазах разгорался энтузиазмом, как пламя пожара. Я… Я тухла, как свеча на ветру.
— Ага! То есть руки у тебя лежат так, а он сидит вот так? — он сложил мои руки согласно моему описанию и поднес свою руку туда, где должен был находиться Уэсли. — Так?
— Да, все верно, — постдоки склонились надо мной, пытаясь получше рассмотреть. Я вжалась в кресло и больше всего желала провалиться прямо вместе с ним через все этажи института, подземную парковку, асфальт и землю. Желательно мили на три в глубину.
— Так, хорошо, а что означает этот повторяющийся звук? — спросил доктор Пэнфилд.
— Ну-у-у… Э-э-э… Это как бы… В общем, каждое «ур-ур-ур» — это он припадает к моей руке, сжимает ее коленями и, ну… Как бы, в общем, трется об нее и… Ну, вы поняли.
—
— Ну да, — пробормотала я, превозмогая муки.
— Ладно, хорошо, — продолжил он, — а что тогда за «О-О-ОУ-УР-Р-РХ, О-О-ОУ-УР-Р-РХ, О-О-ОУ-УР-Р-РХ» в конце?
— А, ну да… Ну, это, в общем… Это, собственно… Сама, как бы… Собственно, это и есть само… Ну… Можно сказать, что… — Сзади раздался откровенный смешок, за который мне безумно захотелось съездить этому неизвестному умнику по роже.
Любимый руководитель был просто вне себя.
— Ты хочешь сказать, что у него был
— Ага, — выдавила я. — Сперма есть. Эякулирует вполне, да.
— И как, много спермы получается? Ты абсолютно уверена, что это именно сперма? Под микроскопом смотрела? — народ у меня за спиной уже просто давился смехом.
Мои ответы стали вылетать с частотой хорошей пулеметной очереди.
— Около одной восьмой чайной ложки. Да, под микроскопом смотрела — это точно сперма.
Доктор Пэнфилд громко хлопнул по столу.
— Это же совершенно новые звуки! И теперь понятна твоя уверенность в том, что у тебя самец!
Он принялся раздавать указания постдокам. Один побежал за оборудованием. Второй засунул запись в подключенный к компьютеру кассетник, после чего все столпились перед монитором, на котором медленно появлялось содержимое пленки в виде фонограмм. Мне приходилось пояснять и комментировать каждый «ур», «урх» и «оурх», а также каждый «ди-ДИП», каждый чирик и каждый вскрик, а рядом сидел еще один доктор наук и лихорадочно все это конспектировал от руки.