Сова по имени Уэсли

Было большим облегчением узнать, что многие другие владельцы хищных птиц также сталкивались с подобным поведением своих питомцев. Я даже слышала об одном парне, у которого жила дома какая-то безумно редкая краснокнижная птица – она регулярно спаривалась с его шляпой. Он тщательно собирал сперму и отправлял ее специалистам по охране окружающей среды по всему миру, которые пытались искусственно оплодотворять самок, чтобы спасти вид от вымирания. Для них сперма его птицы была на вес золота. На фоне таких открытий моя ситуация уже не казалось дикой. Также для многих животных совершенно нормально спариваться в знак приветствия. Приматы и даже люди часто обнимаются и целуются при встрече, а это – часть ритуала спаривания. Так что не удивительно, что Уэсли приветствовал меня таким образом.

Уэсли вообще стал относиться ко мне с очень трогательным вниманием, имевшим самые разные проявления. Он стал гораздо строже и настойчивее общаться со мной, показывая свою заботу.

Я тогда встречалась с одним парнем, который, как и я, писал песни. Однажды он пришел ко мне после полудня, чтобы вместе заняться нашим общим хобби. Я как раз недавно выяснила, что если отвязать Уэсли от насеста и дать ему устроиться где-нибудь под потолком, то он вполне готов пустить моих друзей в комнату при условии, что я постоянно буду с ними. Обычно он просто дремал где-нибудь на шкафу, лишь иногда подглядывая одним глазком, чтобы удостовериться, что мы хорошо себя ведем. Мы с Нормом сидели в комнате и играли на гитаре, и я вдруг вспомнила, что у моего шкафа дверца сошла с полозьев, и попросила его помочь. Он с радостью согласился. Мы встали по разные стороны дверцы и насчет три приподняли ее и водрузили на место с громким щелчком. В следующую секунду раздался оглушительный крик, и я лишь успела заметить размазанное пятно белых с золотистым отливом перьев. Норман согнулся пополам, держась за лицо, а Уэсли уже вернулся на свой шкаф.

Норм орал как резаный.

– Дай посмотрю, – настаивала я.

Я боялась, что Уэсли попал ему когтями по глазам.

Он распрямился и спросил:

– Что там, все сильно плохо? Плохо, да? Скажи как есть, я выдержу.

У него было всего лишь несколько легких царапин прямо около пробора у верхнего края лба. Я облегченно выдохнула: ничего серьезного.

Я перевела взгляд на Уэсли, который явно сгорал от стыда, вперив взгляд в стену. Он отреагировал инстинктивно, а теперь мучился оттого, что напал на другого человека. Я была потрясена тем, что он, видимо, попытался меня защитить. Маленький Уэсли против большого мужчины. Хотел защитить меня, несмотря на такой паршивый для него расклад – настоящий герой! Он ведь не знал, что тот громкий щелчок издала вставшая на место дверца шкафа. Он подумал, что Норм сделал мне больно, и был готов положить свою жизнь, защищая меня.

– Ничего серьезного, жить будешь, – сказала я Норму и пошла утешать Уэсли.

– Все хорошо, Уэсли! Все хорошо, не расстраивайся! Спасибо, что пытался меня защитить.

Норман сзади возмутился:

– А, то есть ты рада, что он на меня напал, да?

– Нет, нет! Конечно же, нет. Уэсли просто подумал, что ты пытаешься сделать мне больно, ты разве не видишь? Он теперь расстроился – я просто пытаюсь его успокоить.

– А, я понял. Я тут истекаю кровью, а тебя, видите ли, больше волнует эта сова. Может, стоит в первую очередь обо мне подумать, а не об этой чертовой птице?!

Чертовой птице?

Ситуация явно зашла слишком далеко и исправлению не подлежала. Я неожиданно ясно осознала, что у нас с Нормом нет будущего, как у пары, и что мне, более того, даже и не обидно. Я начала хихикать. Норма это, естественно, только больше разозлило, в итоге он просто вылетел из дома, хлопнув дверью и оставив свою гитару. Я взяла Уэсли на руки и стала баюкать, поражаясь его преданности и глубине чувств по отношению ко мне.

Через неделю мы с Нормом расстались.

Вскоре после этого я, приехав однажды на работу, обнаружила коллег в каком-то трауре. У некоторых были красные глаза, и все без исключения выглядели жутко вымотанными. Сидя в нашем залитом солнцем конференц-зале, я поинтересовалась у своего руководителя, что происходит.

– Да ужас, вот что, – ответил тот. – В одной лаборатории исследовали не подлежащих выпуску на волю грифов, что-то там связанное с окружающей средой. Это все проходило в рамках проекта по разведению их в неволе.

– Зачем?

– Они готовят масштабную программу по спасению кондоров. Калифорнийские кондоры вот-вот вымрут, так что они хотят переловить их всех, чтобы обеспечить им защиту и попытаться некоторое время разводить их в контролируемой среде. А потом, когда популяция подрастет, начать приучать молодняк к жизни в дикой природе. Риск большой – если они не смогут их нормально разводить, весь вид вымрет через пару лет максимум.

– То есть они придумывают, как спасти кондоров, экспериментируя пока на грифах? – уточнила я.

– Ну да, никто же не хочет потом провалить проект с самими кондорами. Грифы физиологически схожи с кондорами, так что эти ученые железно решили узнать все об их возможных потребностях. У них было девять грифов.

– Было?