Совдетство 2. Пионерская ночь

Мой друг Витька уверял, что там, на холме, если хорошенько порыться, можно таких монет, как у бабушки Тани, найти без счета. Он бы давно так и сделал, ведь у отца дюралевая лодка с мотором «Москва», но ему лень и некогда. Мое сердце в предчувствии экспедиции на тот берег билось как у юнги Дика перед отправкой на поиски острова Сокровищ.

Едва взошло солнце, мы с отцом, захватив с собой тройной запас червей и провизии в виде хлеба с маслом, спустились к утренней реке. Над неподвижной розовеющей водой медленно плыл низкий слоистый туман. Жоржик уже сидел в лодке, уткнувшейся носом в песок:

– Скорее, ребята, скорее! Надо успеть…

– Клев только начался, – успокоил его Тимофеич.

– Я не об этом!

на колхозном складе.

Мы запрыгнули в лодку и расселись. Дед, встав, оттолкнулся веслом от дна, вставил уключину в скважину, сел, приналег – и мы поплыли, удивительно быстро удаляясь от берега. Вскоре на косогоре как на ладони развернулись Новые Селищи – от Колкуновского залива до Коровьего пляжа. На понтоне, казавшемся с воды не больше пачки «Казбека», крошечные пассажиры ждали Кашинский катер. Выстроившиеся вдоль обрыва избы под серебристой дранкой тоже уменьшились, стали похожи на кукольные домики. Отражаясь от оконных стекол, первые солнечные лучи били в глаза. Я различил бабушку Маню, она стояла под большой березой, растущей рядом с калиткой, и махала нам белым платком, будто ромашковым лепестком. Я в ответ поднял руку, но она, конечно, не увидела, так как к старости слаба глазами стала.

Дед греб, откидываясь всем туловищем и тяжело дыша.

– Давай подменю! – предложил отец.

– Стрежень проскочим, тогда пересядем, – с непонятной тревогой отозвался Жоржик. – Надо успеть!

Тут я заметил, что у меня под ногами плещется, накатывая на деревянную решетку, уложенную по днищу, темная несвежая вода, в которой болтается дохлый белесый окунек с оттопыренными жабрами. Мне показалось, что уровень прибывает.

– А мы не утонем? – забеспокоился я.

– Теперь от тебя зависит, – усмехнулся Тимофеич и передал мне ржавый черпак. – Работай!

– Не волнуйся, Юрок, течь крошечная, а если на дне вода, это даже хорошо – для балласта, – успокоил меня дед, налегая на весла.

Берег всё удалялся, убывая, а река ширилась, и небо наваливалось на нас своей необъятной голубизной. Вода за бортом потемнела, дышала холодной глубиной и тяжело сносила лодку течением влево. Я торопливо работал черпаком, стремясь к тому, чтоб не заливало хотя бы решетку. Жоржик, покряхтывая, орудовал веслами, налегая на левое.

– Держись на холм! – посоветовал Тимофеич.

– Не учи ученого! Эх, не успели. «Жданов» идет.

– Да брось!

– Хоть брось, хоть подними. Без опоздания, черт бы его драл!

И точно: из-за крутого поворота реки выдвигался, еще наполовину скрытый зеленым островом, белый трехпалубный теплоход, показавшийся мне сначала удивительно длинным: еще чуть-чуть, и он, как плотина перегородит Волгу. По долгому борту заискрилась золотая надпись «Андрей Жданов». Донесся ухающий шум винтов.

– Пропустим! – предложил Жоржик.

– Проскочим! – не согласился отец. – Далеко еще. Он на повороте скорость сбросил.

– Ох, Мишка, смотри…

– А ну подвинься, Егор Петрович! – отец сел на лавку рядом с ним и перехватил одно весло. – Раз-два, взяли! Сама пойдет!

Но это с берега теплоходы кажутся медлительными и неповоротливыми, а с воды все совершенно иначе: «Андрей Жданов», быстро повернув, вышел, как в песне, из-за острова на стрежень, и теперь, стремительно увеличиваясь в размерах, несся прямо на нас. Отец и Жоржик вдвоем изо всех сил налегали на весла, которые, казалось, чуть прогибались от напора. Когда они вздымались над поверхностью, с лопастей летели косые струи, а когда уходили в толщу, было видно, как вода в глубине вскипает под их напором. Лодка, приподняв нос, летела вперед, как бригантина.

«Эх, еще бы белый парус!» – подумал я, посмотрев сначала на Селищи, потом на холм с белой вершиной, и сообразил, что мы почти уже на середине реки.

Вот белый буй, вблизи оказавшийся выше меня, а ведь с берега он выглядит словно покупной пластмассовый поплавок. Теплоход неумолимо приближался, он стал похож на торец белой многоэтажки, вырастающей из воды на наших глазах. Уже можно было различить людей за голубым стеклом капитанской рубки. С нижней палубы нам кричали, размахивая руками, матросы. Золотая звезда, распластанная на носу корабля, угрожающе увеличивалась, споря по яркости с солнцем. Белые якоря, еще пять минут назад казавшиеся не больше женских сережек в ушах, стали огромными. Отчетливо слышалось мерное и тяжелое уханье работающих винтов.

– Твою же мать! – выругался Тимофеич.

– Только без паники! – посиневшими губами попросил Жоржик.

И они, со страхом косясь на трехъярусную надвигающуюся громадину, гребли уже из последних сил, подаваясь стремительно вперед и до отказа откидываясь назад, как заведенные. Я перестал вычерпывать воду и, свесившись за борт, тоже стал помогать им – греб черпаком.

– Юрка, не свались!