Совдетство. Узник пятого волнореза

— Усек… — неуверенно кивнул Яша. — Я попробую…

— Нет, Горелый, так не пойдет! Если не уверен, бздишь — даже пробовать не стоит. Там и останешься.

— Я не бзд… не бзд… Не боюсь! — твердо ответил Яша, побледнев так, что веснушки на лице стали фиолетовыми, как чернильные брызги от испорченного пера на тетрадном листе.

— Тогда — вперед! И запомни: самое трудное — это обратный путь. Там есть такой выступ… Когда туда плывешь, его почти не чувствуешь, скользкий, а вот обратно он почему-то упирается в живот. Ты брюхо-то втяни, но воздух ни в коем случае не выпускай, иначе кислорода не хватит. И звездец котенку. Понял?

— Понял.

— Повторить?

— Не надо.

Яша обреченно помотал рыжей головой и медленно, словно оттягивая время, обнял всех нас поочередно. Он прижал свои жесткие, как мочалка, волосы к моему лицу и я почувствовал запах девчачьего мыла, знакомый по заводскому душу, когда входишь в кабинку после молоденькой фасовщицы с конвейера.

— Давай, давай! — Алан хлопнул его по плечу и резко подтолкнул.

Яша обреченно улыбнулся и прыгнул с мола, очень грамотно войдя в воду, почти без плеска и брызг, не то что я, тюлень, на глазах у Зои. Мы сгрудились на краю волнореза, наблюдая, как он вынырнул, жадно глотнул воздух, снова ушел на глубину, словно прильнув ко дну, и буквально заполз в расщелину, часто работая ногами, и вода в этом месте стала молочного цвета от мелких пузырьков воздуха.

— Не утоп бы! — проговорил Сиропчик, когда белые ступни ныряльщика исчезли в проходе.

— Не должен, — ответил Алан. — Крепкий пацан. Мы же не утопли. Если все делать правильно, не психовать — ничего не случится. Главное не бздеть!

— Значит, рапаном больше не испытываете? — по возможности равнодушно спросил я, обратив, наконец, внимание на то, что у каждого члена стаи на груди висит «крабовый амулет».

— Детский сад! — скривился Ларик.

— Ясельная группа, — подбавил Сиропчик.

— Х-р-р, — фыркнули братья Чучба, переглянувшись.

— Да, это для хиляков, — кивнул я, хотя и прежняя проверка тоже была не из легких.

Брался крупный рапан, конечно, вываренный и вычищенный, красился в белый цвет, затем Алан отплывал в море и не сразу, а попетляв между волнорезами, незаметно бросал раковину на глубину, где каменные отроги терялись в светлом песке, изборожденном волнистыми линиями, как стиральная доска. Достать меченую раковину непросто. Во-первых, ее еще надо высмотреть на дне, во-вторых, донырнуть — с каждым годом глубина увеличивалась. Алану-то что? Он на десять, а то и двенадцать метров запросто погружается: у осетин очень широкая грудная клетка, как разъяснил мне Башашкин, а значит, и легкие емкие. У них в оркестре есть трубач-осетин, он такое соло без всякого передыха выдает, что его маршал Малиновской именными часами наградил, прослезившись.

Я в прошлом августе нашел заветную раковину только с третьей попытки, а когда выныривал, думал, не выдержу и потеряю сознание. Хорошо, что мне известен один приемчик: когда воздуха катастрофически не хватает, надо делать частые-частые глотательные движения, обманывая организм, тогда можно выиграть секунд двадцать-тридцать, чтобы не захлебнуться. Тем, кто прошел испытуху рапаном, Алан торжественно надевал на шею леску с «куриным богом», так называется обкатанный морем камешек с дырочкой, не просверленной, а натуральной. Подумаешь, скажете, поищи на пляже, повороши мелкую гальку и обязательно найдешь вскоре серый окатыш с отверстием. Но в том-то и дело, что «куриные боги» Алана были розовые, полупрозрачные, очень красивые, и где он добывал такие — никто понятия не имел!

— Дошел до поворота! — произнес Ихтиандр, заметив крупные пузыри воздуха, вынырнувшие из лаза и устремившиеся вверх.

— Что-то долго копается… — поежился Ларик. — Я вообще не заметил, как туда-сюда проскочил. Не надо было полудёнки дожидаться.

— Может, заблудился? — с тревогой предположил Сиропчик. — Там есть одно ответвление, а мы Яшку не предупредили…

— Плохо, — произнес Нестор.

— Очень! — добавил Фазил.

— Значит, так, — скрипучим голосом предупредил Алан, — если не дай бог… сразу расходимся. Никто ничего не видел, не слышал, не знает. Москвич, ты все понял?

— Угу… Но… — Я кивнул и мотнул головой как-то одновременно, чувствуя холод в животе.

— Никаких «но». Помочь мы ему уже не сможем. Просто разбегаемся.

— Но ведь нас же все видели…

— Кто все? — Вожак стаи посмотрел на меня с удивлением. — Никто нас не видел. Оглянись!