Чтобы не позориться перед Зоей, пришлось взять со столика нож и соскоблить наклейку с чемодана. Странно: я понимаю, что, сойдя с поезда, расстанусь с попутчицей навсегда. Почему же мне так хочется выглядеть в ее глазах получше? Никто этого не знает, даже Захар Загадкин из радиопередачи «Ровесники».
— Ты чего там возишься? — раздраженно спросила тетя Валя. — Дай сюда нож! Порежешься! Один уже в зеленке. Вот, отнеси проводнице за чай! — Она ссыпала мне в горсть мелочь, теплую, даже влажную от многократного пересчета.
…Прежде чем выйти, я еще раз посмотрел на себя в зеркало и с досадой обнаружил на щеке красный желвачок. Ну вот, опять! В космос летаем, а таких таблеток придумать не можем, чтобы половое созревание не выпирало на лице несчастного подростка вулканическими прыщами! У меня-то еще пустяки, вот у моего одноклассника Сереги Воропаева вся рожа в лиловых волдырях, а ему хоть бы хны: с лица воды не пить…
Я шагнул в шатающийся коридор вагона и сразу увидел у открытого окна Зою, она разговаривала с Михматом и Петром Агеевичем, явно повеселевшим после ресторана. На меня студентка глянула вскользь, словно не заметив перемен ни в одежде, ни в прическе. Стесняясь к ним подойти, я встал поодаль, у титана, мне до сих пор было неловко за позорное ныряние, ведь она наверняка слышала, как Башашкин обозвал меня комодом. Встречный ветер трепал ее короткую прическу «паж» и уносил слова, но кое-что было слышно.
— …обезьяний питомник… обязательно… хочу, — сказала Зоя.
— Братья меньшие — это, конечно, хорошо, но и в Симоновой келье побывать надо! — наставлял наш Добрюха.
— А где это? — спросила она.
— В Новом Афоне. За водопадом. Очень интересные места.
— Бывали?
— Проездом в Сухуми.
— А мы как раз в Афон направляемся, в пансионат «Апсны». Слыхали? — спросил очкарик.
— А-а, помню-помню, это где Чехов ночевал. Там слева парк отличный. И ресторан «Поплавок», прямо на середине озера. Сиживал там…
— А вы куда, если не секрет? — спросил Михмат, задетый бывалостью попутчика.
— Пока еще не знаю…
— Интересно живете! Как «Летучий голландец»?
— Без руля и без ветрил. Планового хозяйства на службе хватает. Говорят, ваш сосед от поезда отстал?
— Да, заплыл далеко! Он смешной, этот Павел. Замуж меня позвал, — улыбнулась студентка. — Я ответила: мне восемнадцати еще нет…
— Наглец! — вставил отчим. — А вы, Зоя Борисовна, прямо загордились!
— А кто такой Симон? — спросила она и отпрянула от ревущего мрака внезапного тоннеля.
В коридоре стало темно, но тут же включили колеблющийся желтый свет.
— Святой, наверное, — предположил Михмат и ласково пригладил Зоины волосы, взметенные порывом, на что она сердито тряхнула головой.
— Михаил Матвеевич, Симон был апостолом, — поправил Добрюха.
— А какая разница? — удивилась девушка-паж.
— Примерно как между инженером и главным инженером, мадмуазель! — улыбнулся вольный курортник. — Как я завидую вам, будете французский изучать! Лямур-тужур… Нас только немецкому учили: хенде хох!
— Петр Агеевич, я читал про Новый Афон в энциклопедии, — ревниво заметил Михмат, — там ничего нет про келью апостола.
— В какой энциклопедии?
— В Большой советской.
— То-то и оно! — грустно улыбнулся Добрюха. — У Брокгауза есть.
— Ребенку всю эту религиозную белиберду знать не обязательно! — строго возразил отчим и обнял Зою, словно защищая. — Вы-то, вижу, верующий! — он кивнул на золотой крест.
— Скорее уж, оглашенный.
— Оно и заметно. Где служите, если не секрет? У нас в НИИ электроники за ношение предметов культа по головке не погладят. Следят за атеистическим воспитанием кадров.
— Ну, во-первых, я на отдыхе. Во-вторых, я служу в организации, которая, как и церковь, отделена от государства…
— Ого, это где же?
— В Центросоюзе. По снабжению.
— Грибы-ягоды собираете?
— Не только. Мелкие городские услуги. Обувь у ассирийцев чистили? Наши люди. А в-третьих, ваша падчерица давно уже не ребенок, — усмехнулся снабженец, — и знает гораздо больше, чем вы думаете.
— С чего вы взяли, что Зоя — моя падчерица? — обиженно спросил крючконосый, нервно поправляя дымчатые очки.
— Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит, — ухмыльнулся Добрюха.
Поезд вырвался на свет и снова помчался вдоль синего моря.
— О! Подъезжаем! Поторопи маму! — Михмат быстро открыл купе и подтолкнул туда Зою, но я успел ухватить взглядом складчатое женское тело, выпирающее из розовой комбинации. Да, мамаша у них в теле!
— Аникин, одурел! — сердито крикнула она и с силой задвинула дверь.
— Я слышал, в кооперации очень хорошо зарабатывают? — после неловкого молчания спросил электронщик.
— Бывает. Ферапонт Головатый в свое время самолет для фронта купил. Упаковал сто тысяч и Сталину отправил.
— И никто не спросил, откуда столько деньжищ?
— Спросили. Пасечник он был, а мед всегда в цене.
— Кучеряво живете! — буркнул Михмат и скрылся в своем купе.