Совдетство. Узник пятого волнореза

На низкой платформе толпились встречающие, в основном — пожилые местные тетки в черных глухих платьях и темных платках, повязанных иначе, чем у наших русских старушек. Владелицы свободных коек, они шли за тормозящим составом и наперебой предлагали пассажирам, высунувшимся в окна, замечательное жилье. Среди хозяек частного сектора попадались и светловолосые женщины в пестрых открытых сарафанах, но они держались потише — здесь тебе не Россия. Отдельно, подняв над собой табличку «Пансионат „Апсны“», застыл, как памятник, тучный грузин. На его голове, несмотря на жару, красовалась кепка-аэродром, такие тут шьют по мерке. В Сухуми возле рынка есть специальное ателье с вечным объявлением «Заказы временно не принимаются». Рядом с толстяком стояли два парня. Первый, помоложе, Степка Фетюк, одноклассник Ларика, входил в нашу кодлу ныряльщиков. Второго, постарше, я тоже немного знал, это — Георгий, по прозвищу Немец, бедовый племянник Мурмана. В отличие от Степы, одетого в трудовые обноски, на Гоге была фуражка-капитанка с крабом на тулье, белые простроченные брюки в обтяжку и черная майка с трафаретным изображением четырех поющих битлов. Ничего подобного даже в Москве, возле «Метрополя», где крутятся модно прикинутые фарцовщики, я еще не видел. Как пить дать последний визг моды! А теперь скажите, какими глазами после этого должна смотреть Зоя на мои зеленые техасы и абстрактную ковбойку? Сами Аникины к выходу переоделись, вышли из купе все как один в новехонькой джинсе цвета свежей синьки. Тетя Валя про людей, которые заявляются в общественное место, надев одинаковые шмотки, говорит: «Как приютские…»

И тут я увидел среди встречающих нашу хозяйку — тетю Нину, дядя Юра зовет ее на французский лад «Нинон». Она хмурилась, вертела головой, ища в окнах знакомые лица, нервно заправляла под белую косынку светлые пряди. Рядом с ней озирался юный нацмен с пробившимися усами и темной шевелюрой, отливающей рыжиной, как засохшие чернила. Ни фига себе! Да это же мой друг Ларик! Как же он изменился за год! Наконец они нас заметили, встрепенулись, заулыбались и замахали руками, спеша за составом.

Поезд остановился. Оксана с грохотом откинула железный порог и выглянула наружу, словно убеждаясь, что это именно Новый Афон, а не какой-нибудь другой курортный городок.

— Прибыли! Выходим! Не суетимся! Никто не останется…

С помощью подбежавшего Ларика мы по возможности быстро, чтобы не создавать затор, сгрузили вещи из тамбура на платформу. Тетя Валя, раза три пересчитав «места», бросилась целоваться с Нинон, не выпуская при этом из вида наш багаж, так как из последнего вагона выпрыгнули и рассыпались по перрону шустрые цыганята. В сутолоке встреч и проводов человека легче всего обокрасть. С напряженной вежливостью дождавшись, пока мы сгрузимся, сошли на перрон и Аникины с чемоданами, одинаковыми по фасону, но разными по размеру, точно накомодные слоники.

— Илларион, ититская сила, ты теперь чистый абрек! — Дядя Юра хлопнул моего друга по плечу и потрепал по волосам. — Девок еще не крадешь?

— Бывает! — поиграл бровями мой друг.

— Тех, что плохо лежат, не бери! Понял? — посоветовал Башашкин.

— Ну ты… ты… комик жизни! — не сразу понял каламбур Ларик.

А Батурин повернулся к Нинон и широко раскинул объятия, отчего рубашка разошлась, обнажив зеленую царапину на обширном животе.

— Ну, здорово, казачка! Почеломкаемся?

Пока они обнимались и целовались, тетя Валя шуганула вороватого цыганенка, слишком близко подошедшего к нашим сумкам.

— А это еще что такое? — удивилась Нинон, отстраняясь и поправляя вафельное полотенце, сложенное и засунутое в лифчик под правую грудь.

— Рана любви! Валька к проводнице приревновала! — засмеялся Башашкин и кивнул на Оксану, которая в этот момент как раз забиралась по крутым ступенькам в вагон, демонстрируя увесистый тыл.

— Смотри — не балуй! — засмеялась хозяйка, оценив юмор.

— Как Сандро?

— Сам увидишь… — вздохнула она.

Ларик тем временем критически осмотрел меня с ног до головы, подошел вплотную, с огорчением убедился, что на полголовы ниже, нахмурился и произнес непривычным баском:

— Ну ты, Юрастый, и вымахал! — Вместо рукопожатия он звонко шлепнул по моей протянутой ладони, как в фильме «Кавказская пленница». — Чистый бамбук!

— Ты тоже… подрос…

— Да, я теперь не тот, не тот! — загадочно произнес мой приятель, шевеля пятерней в кармане затрепанных шортов. — Ты чего так вырядился?

— Чтобы не мялось… — повторил я удобный ответ.

— А-а-а… Ты уже харился?

— Н-нет, — промычал я, краснея от неприличного слова.

— Зря! Туда, сюда, обратно, тебе и мне приятно…

— Качели! — Эту пионерскую загадку я в прошлом году привез сюда из лагеря «Дружба». — Смотри-ка, не забыл!

— А где же пики? — нахмурился Ларик.

— Пики? Пики! Забыл! — воскликнул я. — В купе… остались…

— Эх ты, Тупася! — укоризненно покачала головой тетя Валя. — Я же тебя спрашивала! Беги, а то в Сухум уедут.