Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных

«Задача революционера не в том, чтобы взять в руки оружие, а в том, чтобы участвовать в долгой тяжёлой работе по пропаганде своего понимания общества. Мы должны создать движение, которое связывает огромное количество проблем и вопросов, с которыми сталкиваются люди, и необходимость революционных изменений; которое критикует все псевдорешения — и личные, и общественные — предложенные в этом социуме; которое стремится демистифицировать те решения, которые предлагают авторитарные левые и вместо этого акцентировать необходимость самостоятельной деятельности и самоорганизации для людей, которые стремятся заняться этими вопросами. Нам нужно предложить идеи социализма, основанного на равенстве и свободе» [216].

Отталкиваясь от этих рассуждений, мы видим, что социальный анархизм стремится бросить вызов господству на всех уровнях общественного порядка. В то время как социальный анархизм часто оказывался на переднем крае борьбы со множеством видов угнетения, большинство социальных анархистов не были особенно активны — ни в прошлом, ни в настоящем — в оспаривании господства человека над животными. Однако мы можем применить аналитические инструменты анархизма к самому анархизму как историческому движению, чтобы понять этот недостаток и восполнить его, поощряя социальных анархистов распознавать превосходство человека над животными как ещё одну форму ненужного господства. Как и в случае с другими формами угнетения, проблема нашего господства над животными и другими людьми — это проблема общественных отношений, укоренённых в зарождении иерархии, распространяемых и усугубляемых современным капитализмом. Не может быть серьёзных вызовов системе господства без одновременного вызова отношениям господства, которые навязывает нам капитализм в форме товарных отношений и собственности.

Таким образом, как последовательная и связная критика капитализма, социальный анархизм предлагает нам многое, но он должен принять по-настоящему социальное направление — стремление к пониманию того, как индивидуумы превращаются в характерные продукты социальной сферы, а также работать ради коллективных улучшений и свободы для всех. Это признание человеческой общности в рамках анархистского проекта контрастирует с индивидуалистическим анархизмом, который озабочен эго и собственным «я» и который «неуклонно разрушает социалистический характер либертарной традиции» [217]. Проще говоря, это значит, что пустые лозунги индивидуалистического, «похуистического», поп-панковского, ширпотребного анархизма необходимо оставить позади, если мы хотим добиться каких-либо реальных культурных или социальных изменений. Хотя легко воспринять анархизм как идею, основанную лишь на индивидуальной свободе и широкомасштабном противостоянии власти на всех уровнях, этот взгляд не принимает во внимание корни анархизма, понятно описанные такими мыслителями, как Кропоткин и другие, мощно призывавшими вернуться к великой человеческой общности, а не к индивидуализму. Нам необходимо отказаться от того, что Букчин называет «анархизмом образа жизни» или анархизма, который основывается исключительно на «культурно девиантном поведении» [218] и который легко скатывается в «авантюризм, личную браваду» и «по сути аполитичную и антиорганизационную приверженность фантазиям, желаниям и наслаждениям». Эта форма сопротивления (если это вообще можно так назвать) охотно трансформируется в «смесь сибаритства, рудиментарности, недисциплинированности и непоследовательности» в рамках буржуазной действительности, «экономическая жестокость которой с каждым днём становится всё более абсолютной и безжалостной» [219]. Хотя это может казаться безобидным, Букчин пишет, что этот эгоистичный, индивидуалистический анархизм образа жизни может