Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных

В этих рассуждениях он выступает за целостный взгляд на эксплуатацию и угнетение, который мы должны применять для понимания общественных отношений и процессов, чтобы осознать корни любой проблемы [214]. Логическим следствием этой теоретической цепочки умозаключений является то, что общество необходимо изменить на базовом уровне, если мы хотим разрешить проблемы, с которыми сталкиваемся сегодня. Больше, чем индивидуальная борьба, позиция социального анархизма побуждает нас рассматривать разные виды сопротивления как взаимосвязанные и действовать соответственно путём создания союзов и развития солидарности между ними. Один из важных способов изменить общество — это рассказывать людям о процессах, вызывающих социальные недуги, и работать над их разрешением. Этих изменений невозможно достичь под дулом пистолета, с помощью постоянного насилия или при помощи государственной системы. Бывают случаи, когда насильственное сопротивление необходимо, но, хоть я и не пацифист, я считаю, что слишком многие слишком часто готовы рассматривать насилие как решение, а не как крайнюю меру.

Анархистские мыслители с середины 19 века отрицали, что мы сможем однажды создать справедливое или свободное общество из государственно ориентированной системы, так как само государство является структурой с уровнями господства и подчинения, многие из которых укоренены в динамике капитализма и других формах превосходства, таких как возраст, класс и пол. Хотя государство может показаться в некотором роде абстракцией, оно является уникальной и исторически важной формой угнетения и власти, зачастую связанной с капитализмом и религией. Кроме того, государство — единственный обладатель права на то, что часто называют «узаконенным насилием». Противодействуя государству и систематическому подчинению ему личности и общества, анархизм открывает возможности для сопротивления другим формам иерархии, господства и угнетения. Эмма Гольдман так обобщает это в своём известном эссе «Анархизм: за что он действительно выступает»:

«Анархизм есть единственная философия, которая даёт человеку самоосознание, которая утверждает, что бога, государства и общества не существует, что их обещания ничтожны, так как они могут быть исполнены только через подчинение человека. Анархизм поэтому есть учение о единстве жизни не только в природе, но и в человеке. Не существует конфликта между личными и социальными инстинктами, как не может быть конфликта между сердцем и лёгкими; одно есть вместилище драгоценной жизненной эссенции, другое — хранилище элемента, сохраняющего эссенцию чистой и сильной. Личность есть сердце общества, хранящее в себе эссенцию социальной жизни; общество — лёгкие, которые распределяют элемент, поддерживающий жизненную эссенцию — то есть, личность — чистой и сильной» [215].

Гольдман указывает на центральный принцип социального анархизма, который гласит, что личность и общество неразрывно связаны друг с другом. Это перекликается с мнением Букчина, который в своих работах неоднократно отмечал, что проблемы нашего мира — это проблемы социальных отношений, и только изменив эти отношения, мы обязательно изменим сам мир. Мы должны изменить личное, чтобы изменить общественное, и одновременно мы должны защищать личное от общественного. В том же ключе авторы метко озаглавленного памфлета You Can’t Blow Up a Social Relationship («Нельзя взорвать общественные отношения») пишут: