Основная масса личного состава вследствие перенапряжений и истощения от боев, холода и голода находилась на грани смерти. Многие из-за недостаточной сопротивляемости организма подверглись впоследствии заболеваниям, хотя врачи и командование Красной Армии делали все, что было в человеческих возможностях, чтобы сохранить жизнь пленных.
Таков был конец начавшегося со столь большими надеждами летнего наступления 1942 г., которое по замыслам Гитлера должно было решить исход войны на Востоке.
Еще до момента окружения, но особенно после провала попытки деблокады, предпринятой 4-й танковой армией в конце декабря, передо мной, как командующим, стояла трудная дилемма. С одной стороны, я получал постоянно категорические приказы удерживать позиции, неоднократные обещания помощи и сообщения об общей тяжелой обстановке. С другой стороны, видя невероятно бедственное и все более ухудшающееся положение моих солдат, я, движимый человеческими чувствами, задумывался над вопросом, не следует ли прекратить борьбу. Несмотря на полное понимание тяжелого положения подчиненных мне войск, я полагал, что надо отдавать предпочтение точке зрения командования.
Всякий мой самовольный выход из общих рядов или сознательные действия против отданных приказов означали бы принятие с самого начала ответственности за судьбу соседних войск, а в дальнейшем — за судьбу южного участка и тем самым всего Восточного фронта, т. е. означали бы, что в глазах всего немецкого народа на меня, по меньшей мере внешне, ляжет основная часть вины за проигрыш войны. Тогда вооруженные силы и народ не поняли бы такие действия с моей стороны. По своим последствиям они представляли бы собой исключительно революционный, политический акт против Гитлера. Такая мысль не входила тогда в мои личные соображения. Она была чужда моей личной природе. Я был солдатом и считал тогда, что именно послушанием буду служить своему народу.
Перед войсками и командирами 6-й армии, а также перед немецким народом я несу ответственность за то, что до конца выполнял отданные верховным командованием приказы об удержании позиций.
Что касается ответственности подчиненных мне командиров, то они с тактической точки зрения вынуждены были следоватьмоим приказам точно так же, как я в оперативном звене выполнял данные мне приказы.
Еще с самого начала наступления на большую излучину Дона велись оживленные переговоры между командованием 6-й армии и командованием группы армий по вопросу, с одной стороны, о все более удлиняющемся и слабо защищенном северном фланге и, с другой стороны, о невысокой боеспособности войск на направлении главного удара вследствие отвлечения сил для обеспечения флангов.
С прибытием союзных войск на Дон наступило лишь кажущееся облегчение. В действительности соединений союзников было недостаточно, тем более что их боевой уровень являлся низким как в отношении личного состава, так и техники. Об этом ясно свидетельствовал эпизод при создании итальянского оборонительного фронта на Дону: примерно в конце августа наступление небольших русских сил через Дон в район Серафимовича привело к тому, что целая итальянская дивизия отступила на 20 км на юг.
Я просил 1-го оберквартирмейстера генерального штаба сухопутных войск генерала Блюментрита, случайно находившегося в это время в 6-й армии при инспектировании фронта, удостовериться в правильности моих сообщений и предупреждений об этом путем личного ознакомления на месте с обстановкой на участке, занимаемом итальянцами, и доложить о ней в штаб группы армий и в главное командование сухопутных войск.
На это мероприятие, выходящее за рамки моей ответственности, я решился как в интересах 6-й армии, так и всего фронта в целом.
Во время моего присутствия в ставке фюрера в Виннице 12.9 я указал на: а) слабость фронта (под Сталинградом); б) опасность на фланге и необходимость использовать немецкие соединения на участке союзников и держать их в боевой готовности в качестве резерва за линией фронта.
В конце сентября офицер связи главного командования сухопутных войск при 6-й армии, майор Менцель, был послан в ОКХ, чтобы вновь поставить там следующие вопросы: а) об увеличении боевых сил; б) о защите флангов; в) об увеличении и доставке снабжения.
В этом же духе были информированы все лица, которые как представители вышестоящих штабов прибыли в армию. Перед ними была изложена просьба сообщить по командной линии о наших соображениях. К ним относились: а) начальник химической службы при ОКХ генерал Окснер; б) начальник службы связи генерал Фельгибель; в) адъютант вооруженных сил при Гитлере генерал-майор Шмундт.