Совершенство

– Его выгнали из Интерпола, – прибавила она, – а Матисс взял его на работу.

– Почему?

– Он доложил своему начальству, что воровка, которую он выслеживал, обладала способностью быть забываемой. Ему кажется, что он вполне мог с вами переспать. Это правда?

– Вы записываете наш разговор? – ответила я вопросом на вопрос.

– Нет. Но это нечестно, в том смысле, что вы хотите сказать мне что-то, что я наверняка забуду, что… но я ведь все это забуду, так что продолжайте. Кто-то из нас может сегодня получить поучительный опыт.

– Я переспала с ним.

– Правда? Почему?

– Он… он единственный из всех мужчин, которых я когда-либо встречала, кто проявил ко мне интерес.

– Я уверена, что это неправда, – фыркнула она, повернувшись к пациентам, снова отбросив глупую мысль, а Филипа из тех, у кого нет времени на глупые мысли. – Вы такая красивая.

– Филипа… – Слова застряли у меня в горле, я провела языком по внутренней поверхности рта, пытаясь снова найти их. – Филипа. Ваши процедуры могли бы сделать меня запоминающейся?

Удивление, затем столь же быстрое неприятие, она энергично замотала головой.

– О, нет-нет-нет-нет. Это совсем не так.

– Я встретила такого же, как я, мужчину из Нью-Йорка, только я его запомнила, и он был совершенным…

– Абсолютно нет. Ваша особенность… возможно, биохимия, какого-то рода ингибитор… или биоэлектрической природы, устройство… поле, да, возможно, некое генерируемое поле, должно быть искусственным в данном случае, когда вы выбираете, но процедуры? Нет, совсем нет. Они не делают ничего… хирургического.

– Вы – ученый, я говорю вам то, что видела.

– Не будьте… – начала она, потом умолкла и чуть отстранилась. – Вы поэтому похитили «Совершенство»?

– Отчасти да. Но процедуры изменили Паркера, они сделали его… Я думала, возможно, процедуры без «Совершенства»…

– Это просто набор идей и клише, вот что они на самом деле. Усиленные препаратами при помощи электротерапии, но все же только мысли. Если бы я могла вас запомнить, то смогла бы изучить, сделать записи, мы смогли бы… вам этого не хочется?

Она заметила в моем лице что-то, что я не сумела скрыть.

– Байрон меня уже изучала.

– И что же она выяснила?

– Не знаю. Она говорила, что сделает меня запоминающейся, но… было стихотворение, которое она читала, от клинка разрывается грудь, нужен покой невозможный… – Я запуталась в словах, дыхание иссякло. Хей, Макарена!

– Программирование, – выпалила Филипа совершенно равнодушным тоном. – Непродуманная концепция. Рекламодатели нас программируют, видишь картинку идеального пузырька, думаешь о красивых женщинах. Видишь изображение кроссовок, думаешь о сексе-сексе-сексе-сексе, сексе всегда, низкоуровневая манипуляция, но процедуры – они глубже, гораздо глубже. Тяжело контролировать последствия, тупое похмелье от дурацких представлений о гипнозе, это совсем не то, не так все работает, необразованность и наивность. В мозгу приблизительно восемьдесят пять миллиардов нейронов, и мы можем представить это красиво, очень красиво, но представление не есть понимание, не есть сила, от него ученым просто очень хорошо!

Она резко развернулась, воздев руки кверху, академик, столкнувшийся с вялыми процессами, женщина, чья жизнь, каждый вздох вел ее туда, где, как ей казалось, ей хотелось пребывать, но по прибытии лишь обнаружившей, что это совсем не то, что она себе представляла. Молчание. Мои пальцы скользили по изгибам ленты Мёбиуса на запястье, вертя ее вверх-вниз, вверх-вниз.

Плечи у Филипы поникли, взгляд снова уперся в пол.

– Мне хотелось… – начала она и умолкла. Затем снова: – Мне хотелось быть… конечно, сейчас это глупо.

– Совершенной? – предположила я.

– Нет! Совсем нет, никогда! Я просто хотела… Я хотела отличаться. Мне хотелось, чтобы мне нравилась та, кто я есть. – Снова умолкла, наклонив голову набок, копаясь в собственной памяти, перекрывая все запросные каналы. – Вам нравится та, кто вы есть? – спросила она, упершись взглядом куда-то вдаль, в невидимое.

– Я… не знаю. Одно время мне казалось… [слова делаются сложными, я пытаюсь в них разобраться и]… Мне казалось, я была недостойна.

– Недостойна? Чего?

– Всего. Что моя жизнь бессмысленна. Я двигалась из одного места в другое, брала, что хотела, делала, что нравилось, притворялась, кем мне хотелось, и это было… хорошо, хорошо, как только может складываться, когда ты… но никакого смысла. Или значимости. Недостойная жизнь. Достойный в смысле уважаемый. Гордый. Жизнь на благо. Себя. И других.

– А теперь?

Я задумалась, выпрямив спину и прижав руки к бокам.

– Байрон назвала меня просвещенной. Она думала, что если мир забывает меня, я нахожусь за его пределами. Свободная от его уз, хозяйка своей жизни, душа – порождение лишь меня, не подчиняющаяся… визгу. Но мир визжит на меня, чтобы я стала той, кем не являюсь. По-моему, она ошибалась. И ошибалась во многом. Но к тому же… ошибалась не так сильно, как могли ее заставить слова и цифры.

Филипа кивнула – чему, сама не знаю.

– Я вела не очень достойную жизнь, – наконец, произнесла она. – Я пришла к соглашению с ничем.

– Это не…