Совесть

Очень некстати для Латофат было это признание. Можно сказать, вся ее жизнь поставлена в зависимость от опреметчивого поступка подруги. Но Тахира так горько, так искренне плакала. Жалко стало. Вот и в день защиты Хайдара Латофат так же размякла. Увидела, как он вдруг растерялся, сник, и что-то дрогнуло в душе. Потянулась к нему. Несколько дней были вместе, пыталась поддержать… И Тахиру, конечно, успокоила-, что все будет хорошо. А на душе было совсем, совсем не хорошо…

Обратно Латофат пошла вдоль арыка, боялась: не нарваться бы ненароком на будущего свекра. И, выходя из сада, лицом к лицу столкнулась с Хайдаром.

Он, видно, шел с веселого сборища — опух, оброс щетиной. Заметно пошатывался. Латофат попыталась ускользнуть в сторону, но Хайдар решительно загородил дорогу, зло прищурил красные, отекшие глаза:

— Настояла-таки на своем, привезла этого… дервиша!

Латофат невольно отступила назад.

— Вы же сами согласились…

— Согласился, это верно. Лучше уж здесь, на глазах, если без него не можешь. Пойдут теперь разговоры в кишлаке…

— И вы так боитесь сплетен?

— Не боюсь. Но не хочу, не желаю! — крикнул Хайдар. — Не хочу, чтобы гы расхаживала здесь с ним! Не хочу, чтобы люди видели вас вместе! Поняла ты меня?

— Нет, не поняла! И никогда не пойму! — Латофат перепрыгнула через арык и побежала по саду…

Нерадостные воспоминания. Кадырджан будто читал ее мысли — шевелил кулаками в карманах брюк.

— Молчишь? Не понимаю тебя! Сама ведь льнула к нему! Что же теперь отворачиваешься? Джигит как джигит! Кандидат наук! Умница. Чего тебе еще надо?..

Латофат молчала. Сидела, закрыв руками лицо.

— И обговорено уже все. И мать, и отец наш…

— Отец! Как можете вы называть этого человека отцом! После всего, после того, что сделал он с вашей матерью!

— Не к чему ворошить прошлое. Известно, прошлому прощение.

— А я не прощу! Я никогда не забуду слез матери!

Кадырджан неуверенно пробормотал:

— Что ж… в жизни всякое случается.

— Всякое? — Латофат вытянулась в струну. — Не сваливайте на жизнь, он, этот человек, нужен вам, нужен!

— Хватит! — Кадырджан так и вскинулся. — Уж очень умничать стала! На словах гладко получается, а жизнь — другое дело. О матери печешься, а что с ней будет, если откажешься от Хайдара! Об этом ты подумала? Тебе известно, кто такой Атакузы-ака? Представляешь себе хоть, с кем имеешь дело?

— Да, он всемогущ и способен на все! И ваш друг Хайдар тоже в отца пошел. Уверен, что может силой сломить меня.

— И сломит! Так что лучше одумайся. Или всех нас хочешь под удар?.. Если наплевать на меня, подумай хоть о матери!

— Не вмешивай меня, оставь! — Фазилат ударила кулачками, запричитала: — Уж лучше бы мне умереть! Чтобы из-за меня стала несчастной доченька моя!..

— Кончайте, мама! — от крика Кадырджана задрожала посуда в нишах стены. — Это же той, не похороны. Все — одни глупости Латофат! Где она еще найдет такого парня, как Хайдар!..

— Ладнсг! — Латофат с неожиданной решимостью поднялась. — Можете передать своему приятелю — я согласна. Только пусть он знает: иду за него… не по любви, просто боюсь его всемогущего отца. Вот так! Если твоему кандидату наук не претит такая свадьба — пускай будет! — Латофат хлопнула дверью.

Кадырджан исподлобья досадливо покосился на дрожащие плечи матери.

— Значит, разговор окончен, начинайте приготовления. Да бросьте вы ваши слезы. Норовите превратить свадьбу в траур. — Он подошел к выключателю, погасил' свет. — Ложитесь спать.

— Сынок!..

Кадырджан не услышал, был уже за дверью. А может, не хотел слушать ее…

«Латофат, доченька! Единственная надежда, радость, ниспосланная небом! Неужели и ты, как мать, свяжешь судьбу свою с нелюбимым и тоже станешь несчастной?» — Фазилат бессильно упала на постель, уткнулась лицом в подушку.

Ей казалось — она виновата перед дочерью. Вдруг вспомнилась поговорка: «Выбираешь ткань — гляди на кромку, выбираешь дочь — гляди на мать». Ох, недобрые люди выдумали эти слова — будто нарочно для Фазилат.

Разве не видела она, как Латофат страдает из-за нее? Сплетни, кривотолки сделали дочь нелюдимой. Когда приезжала на летние каникулы, не ходила, как ее подруги, по кишлаку, не красовалась нарядами, не гуляла на свадьбах, избегала девичьих вечеринок. Все больше сидела дома. До поздней ночи, бывало, не отрывает глаз от книги и все думает, думает о чем-то. Грустные у нее были думы…