Совесть. Происхождение нравственной интуиции

Как же утилитаристы переходят от предположения, что каждый из нас ищет счастья для себя, к нравственной директиве, гласящей, что каждый из нас должен стремиться к счастью для всех? Перефразируя пример, который приводит Саймон Блэкберн[214], можно смело утверждать, что каждый должен чистить зубы, но из этого не следует, что каждый должен чистить зубы всем. Блэкберн имеет в виду, что в логике утилитаристов заметны пробелы: некоторых оговорок явно не хватает, и их приходится достраивать. Вот, возможно, одна из недостающих: для людей в целом жизнь в обществе лучше, чем в отрыве от него, — если исходить из того, что, по большому счету, каждому из нас лучше жить среди населения, где благополучия больше, чем страданий. Но и в этом случае пробел заполняется с некоторой натяжкой, поэтому утилитаристы зачастую ловко делают вид, что пробела нет вовсе.

Это уже более серьезные недостатки. Исходя из правила «максимальной совокупной пользы», утилитаристы требуют одинакового отношения ко всем включенным в эту совокупность, иначе пользу подсчитать не получится. То есть никакого особого статуса для родных или друзей. На первый взгляд такая строгость и беспристрастность кажется похвальной, но на самом деле она идет вразрез с основными инстинктами общественных млекопитающих, к числу которых принадлежит человек.

В частности, утилитаристский принцип беспристрастности противоречит идее, что благотворительность начинается дома. Согласно этому принципу, например, финансовую помощь 20 сиротам на другой стороне планеты я должна ставить превыше необходимости обеспечить своих собственных детей. А моя пожилая мать, исходя из этого принципа, должна значить для меня меньше, чем пять бездомных, ровно в пять раз меньше. Если я готова пожертвовать своей почкой, принцип беспристрастности требует отдать ее не младшей сестре, которая отчаянно нуждается в пересадке, а в донорский банк.

Чтобы как-то сохранить лицо, утилитаристы пытаются подкорректировать концепцию, смягчая настораживающие требования. Но эти полумеры терпят фиаско в силу глубинных биологических причин: мы запрограммированы заботиться о тех, к кому привязаны, и эта забота в большой степени придает смысл нашей жизни. И попытки игнорировать этот инстинкт как не имеющий отношения к рассуждениям о морали был подвергнут критике как сам по себе нравственно недостойный[215].

Особая роль родных и друзей, которую мы учитываем в своих многочисленных повседневных поступках, не позволяет руководствоваться принципом пользы как простым и универсальным правилом для всех нравственно значимых решений в нашей жизни. С биологической точки зрения, которой придерживаюсь и я, утилитаристский принцип откровенно несостоятелен. Большинство из нас вряд ли смогли бы неуклонно его соблюдать. Утилитаристы, как выясняется, признают, что и сами этого не могут[216].

Зачем же они тогда требуют полной беспристрастности во всех нравственных решениях? Их ответ: потому что, если бы мы могли так жить, это было бы лучше всего. Но это утверждение совершенно безосновательно. Да, беспристрастность необходима — в зале суда ей самое место, но чтобы всегда и повсюду? Во всех нравственных решениях? Одержимость беспристрастностью подталкивает нас к той опасной черте, за которой начинается безнравственность[217].

Как отмечает философ Кларк Глимур, главная проблема рассуждений о морали в путанице понятий долженствования и возможности. Он имеет в виду, что никто не обязан делать то, чего не может, например бегать, если тело парализовано. Предлагаемая Глимуром проверка для утилитаризма: могут ли родители опекать 20 неизвестных сирот, бросив на произвол судьбы двоих собственных малышей? Утилитаристская арифметика говорит, что они должны. Но могут ли? По большому счету, нет. Я прекрасно знаю, что моя совесть просто не позволит мне пренебречь собственными двумя детьми ради 20 сирот. Любовь к родным и близким — это железобетонный нейробиологический и психологический факт, который никакой идеологией не вытравить.

Может быть, причина нежелания смягчать строгое требование беспристрастности состоит в том, что без него от утилитаристского принципа мало что вообще останется? Лозунг «Максимизируйте счастье для меня и моих близких» как-то бледновато смотрится с нравственной точки зрения. Похоже, утилитаристам действительно нечего предложить взамен строгой беспристрастности.