В этом утверждении заключена идея Канта о том, что нашу природу наряду с биологической склонностью беспокоиться о других и вступать в социальные взаимоотношения нужно вынести за скобки как не имеющую отношения к нравственности и порой даже антагонистичную ей. Это и есть
Основополагающий принцип, выдвинутый Кантом, состоит в следующем: правило нравственно верно только в том случае, если можно рационально одобрить его универсальное применение ко всем и вся, включая вас самих. Это значит, что правило должно быть применимо ко всем людям во все времена в любых условиях. Никаких смягчающих обстоятельств, никаких уверток. Только чистая логика. Неужели кто-то будет против? Вооружившись этим принципом, полагал Кант, наш чистый разум сможет прибегнуть к данной стратегии, чтобы вывести свод непреложных правил, касающихся лжи, обмана и прочего, и применять эти правила при решении нравственных вопросов в жизни.
Кантовская доктрина хромает на обе ноги: проблемы начинаются уже со слов о
Основная проблема в том, что логическая непротиворечивость как таковая никакой нравственной силы не имеет. Точно так же как не имеет нравственной силы арифметически верно решенный пример. Мораль не возникает лишь на том основании, что вы не противоречите себе.
Вот проверка, которую кантианская стратегия не выдерживает: предложить какое-нибудь нравственно одиозное правило и спросить, сможет ли кто-то последовательно его одобрить, то есть согласиться, не отвергая. В качестве примера возьмем реальный нацистский закон, согласно которому аутичных детей следовало подвергать эвтаназии[211]. Убежденный нацист и по совместительству кантианец с готовностью согласится, что это правило должно применяться ко всем без исключения при любых условиях — и даже
Кантианцы наверняка захотели бы возразить: «Человек, предлагающий закон об эвтаназии, например, явно иррационален». Но на каком основании они возразят? «Так ведь предлагаемый закон ужасен с нравственной точки зрения». Стоп, минуточку! Кантианская идея заключается в том, что нравственную приемлемость или неприемлемость должен определять чистый разум. И если мы будем отличать рациональное от иррационального, руководствуясь интуитивными представлениями о том, что нравственно, а что безнравственно, идея рухнет. Если в ответе кантианцев вам видится замкнутый круг, вы правы. Так и есть. Для большей убедительности заметим, что, каким бы отвратительным ни казался нам нацист, он себе не противоречит. Наоборот, он совершенно последователен. Его логика, чистая логика, безупречна. Для Канта этого достаточно, чтобы квалифицировать одобряемый нацистом закон как нравственный. Так что безнадежность кантовской доктрины ясна как день.
Точно так же как наш лишь отчасти вымышленный нацист, любые извращенцы могут последовательно принимать вопиющие правила, с радостью соглашаясь пострадать, если правило распространится на них самих.