Совет Аррата Безымянный странник

– Если они мусор, может ли это значить, что у тебя есть наследство или какие-никакие сбережения?

– Нет, сэр, вы неправильно поняли. В моем прошлом, не буду скрывать, и впрямь осталось много денег, но я ни монеты оттуда не потратил. Ведь все, что у меня есть, было или будет, я зарабатываю сам, как правило, непосредственно в городе. Например, в этом городке подрабатываю на хлебопекарне, недельная выручка оттуда позволяет мне приобрести билет на поезд в другой город, купить еду или одежду. Жилье, как правило, я просто отрабатываю или снимаю там, где совсем дешево. Хотя раньше любил красивую одежду, модную технику, роскошную обстановку в квартире. Но со временем понял, что мне уютнее в старых джинсах и кепи, чем в новомодных брюках и шляпе. Когда перестаешь ценить деньги, а используешь их лишь для жизненно важных целей, а именно: еда, жилье, проезд – жизнь приобретает новые краски, ярче и натуральней, чем вся та фальшь, видимая через «призму денег».

– Я не думаю, что ты там зарабатываешь достаточно, чтобы обеспечивать себя и финансировать свои поездки. В чем же тут дело? – я все еще недоумевал, в моей голове просто не укладывалось, как он все это проворачивает.

– Сэр, на этом свете есть еще добрые люди, готовые за простую помощь по дому разделять с тобой кров и ужин. К тому же последние месяцы я еду по теплым южным городам, где много фруктов и из-за жары особо кушать не хочется. Это позволяет экономить.

– Просто пойми меня правильно, парень: ты выглядишь лучше, чем половина этого замшелого города. Только не обижайся за такое сравнение. Но меня и впрямь это удивляет или даже поражает. Не знаю. Не могу точно определиться.

– Ура! – воскликнул парень. – Наконец вы, сэр, стали говорить открыто. Боже! Ох, возвращаясь к разговору о внешности, я считаю, что если ты не паришься о том, как выглядишь или тебя устраивает твой неопрятный вид, то тут даже дорогая одежда не поможет вместе с дорогим парфюмом. К тому же я слежу за личной гигиеной и чистотой своей одежды. Мне просто даже самому было бы мерзко находиться в обществе засранцев и голодранцев.

– Тут я с тобой солидарен, – и мне на глаза попались часы, висевшие на дальней стене в ресторанчике. – А мы с тобой засиделись. Уже почти половина одиннадцатого, – я тут же подскочил и потребовал счет у официанта, не став дожидаться, пока мой завтрак снова разогреют.

– Извините, мистер, – обескураженно ответил тот, – но ваш счет уже полностью оплачен. – Сказав это, он исчез на кухне.

– Это как? – удивился я.

– Я просто пришел сюда около семи часов утра и перемыл всю посуду, тем самым отработав наш с вами завтрак.

– У меня ведь есть деньги, зачем ты так поступил?

– Оплатите в следующий раз, так и быть, разрешаю, сэр! – в его голосе явно прозвучала легкая, еле ощутимая насмешка. Молодой человек встал из-за столика и направился к выходу. – Хорошего дня, сэр!

Он ушел. Но если еще вчера парень уходил из ресторанчика легкой походкой, то сегодня он казался немного загруженным, тяжелым, неказистым, словно на плечи ему свалилось много проблем, а сил их разрешить у него просто нет. Мне стало его жаль. Каждый наш разговор давался ему так же тяжело, как и мне, ведь он переживал все заново – и боль, и радость.

Как ни странно, собирался дождь, становилось прохладно на улице, что позволяло мне свободно гулять по городу, думать и, главное, не страдать от знойного солнца. И я гулял, я думал, я впервые начал писать. Это, видимо, было странно наблюдать со стороны, потому что я все время пересаживался с одной лавочки на другую. И записывал по слову или строчке в своем ежедневнике все, что удалось запомнить из наших разговоров. Излагать на бумаге чужие мысли оказалось невероятно сложно. И всю дорогу я сомневался, есть ли в них что-то ценное или нет?! Почему именно он, а не кто-то другой стал моим собеседником в этом городке? Какой властью он обладает, что заставил меня им заинтересоваться?

И чем больше я думал обо всем сказанном утром, тем сильнее ощущал себя простым человеком, начав разочаровываться в самом себе, в своей жизни, в своих литературных трудах. Мои книги больше не радовали. Ведь они превращались для меня в пепел, в череду страниц, наполненных бессмысленными буквами, столь же мертвыми, как камень, мимо которого я только что прошел.

Впервые я задумался о бездарности своих работ и о том, как много прибыли они мне принесли. Рейтинги моих книг были довольно высокие, продажи, собственно, тоже. Но что это могло значить? Неужели так много людей, настолько узко мыслящих, глупых и ничтожных. Почему в бездушных творениях люди видят величие, а в живом и настоящем не замечают простого? Все мы слепы, впервые Библия оказалась права.