Нет худа без добра, и нынешний идеологический хаос, при всех его отрицательных последствиях имеет одно положительное — он дает шанс провести такую Реформацию сравнительно безболезненно. Во времена так называемого «застоя» сделать это было невозможно идеологическая система уже была слишком окостеневшей. Сейчас для реформации настал самый подходящий момент. Позже, если власть в стране захватят националисты, прикрывающиеся коммунистической идеологией, этого сделать будет уже нельзя. Только сейчас, в нынешней обстановке идеологического хаоса возможна настоящая реформация коммунизма.
Подчеркну еще раз, что я имею в виду не такую «реформацию», когда пытаются соединить несоединимое — коммунизм с религией и национализмом. Я имею в виду переосмысление коммунизма в техницистском духе — назовем это технокоммунизм. В каком-то смысле это должно стать возвращением к истокам, к тем юношам конца 19-го века, начитавшимся научно-фантастических романов, но только с учетом их трагических ошибок.
Мы могли бы создать идеологию, которая, с одной стороны, обеспечивает историческую преемственность со всем тем хорошим, что существовало в советском прошлым (и тем самым привлекли бы на свою сторону опыт прошлых поколений), а, с другой стороны, в гораздо большей степени, чем нынешняя китайская идеология, соответствует реалиям начала двадцать первого века, реалиям открытого, информационного, постиндустриального общества. Между тем наша интеллигенция встала в позу: ей, видите ли, не нравятся слова «коммунизм» и «советский». В области идеологии она предпочитает распространять либо полный нигилизм, либо средневековую религиозную идеологию, не имеющую никакого отношения к реалиям современного мира. Реформа коммунистической идеологии целиком отдана на откуп русским националистам и сталинистам. И нам потом придется жить по той идеологии, которую они сочинят, потому что народ, в конце концов, раньше или позже, все равно неизбежно проголосует за коммунизм. И если у него не будет выбора между различными вариантами коммунизма, он проголосует за тот вариант, который ему предложат националисты. Таким образом, своим пещерным антикоммунизмом, своим нежеланием создавать «просвещенный» коммунизм, интеллигенция может в очередной раз погубить страну.
У нас есть уникальный исторический шанс спасти страну, шанс, который возможно никогда уже не повториться.
Реформа должна сохранить в идеологии то, что действительно важно, что является для советской цивилизации определяющим и основным: приверженность научному мировоззрению и идеалам гуманизма, эгалитарного общества, и технического прогресса. Это принципиальные положения, не подлежащие ревизии, и я думаю, что относительно этих принципов никаких возражений не будет у большинства советских людей, включая даже советских антикоммунистов (им может не понравится слово «эгалитарный», но следует помнить, что здесь я имею в виду обеспечение равенства возможностей, а не уравниловку). Вся остальная часть идеологии должна быть гибкой, способной к эволюции и приспособлению к конкретным историческим условиям.
Но прежде чем рассматривать конкретные особенности новой, реформированной идеологии, необходимо сперва ответить на один принципиальный вопрос: сколько свободы общество может позволить индивидууму?
Легко понять, почему этот вопрос так важен при определении контуров идеологической реформы. Если посмотреть на происшедшую катастрофу с точки зрения «человека с улицы», то можно увидеть, что одной из причин, по которой он так относительно легко согласился с разрушением Советского Союза, было недовольство тем, что его заставляли «шагать строем», «быть как все», не давали достаточно возможности развернуться его инициативе. Иными словами, ограничивали его свободу. Можно сказать, что Советский Союз к концу своего существования давал своим гражданам меньше свободы, чем возможно можно было бы им позволить без ущерба для государства (и даже может быть с пользой для него). С другой стороны, совершенно очевидно, что та степень свободы, которую обрели отдельные граждане в ходе Перестройки, оказалась столь высокой, что привела к полному разрушению страны. Можно сказать, что начало гибели СССР положил недостаток свободы, а окончательно его погубил ее избыток. Ясно, что для нормального развития страны уровень свободы в ней должен точно соответствовать возможностям страны. Поэтому прежде чем пытаться понять какой должен быть уровень свободы в будущей стране советского народа, нам следует разобраться в таких абстрактных на первый взгляд вопросах как «что значит, что общество может позволить себе свободу» (выражение, которое я часто употребляю на страницах этой книги), и каким образом зависят друг от друга свобода, технический прогресс и социальные ограничения на поведение людей (такие как мораль, право, общественное мнение и т. д.).