Советия

История знает много примеров идеократических организаций. Большинство церквей устроено именно как идеократические иерархии. Священное писание служит для них программным документом, а возможность занять высокое положение (епископ, кардинал, папа римский) той приманкой, которая заставляет даже неверующих служить господу. Государство Ватикан является классическим примером целого государства, построенного на идеократической основе.

Особенностью Советского Союза было то, что он был не просто идеократией, а первой в истории коммунистической идеократией. Основой государства была коммунистическая партия, цели и принципы которой были записаны в ее программе и уставе. Членство в партии давало определенные преимущества, например возможность занимать достаточно высокие должности, причем чем выше должность, тем больше преимущества. Человеческий материал, вступавший в партию, был всякий — это были не обязательно убежденные коммунисты. В довоенный период это вообще были люди воспитанные до революции и усвоившие повадки российского дореволюционного чиновничества. Заставить таких людей вести себя по человечески можно было лишь умело применяя кнут и пряник.

Западные обществоведы, с гордостью пишущие о существующей на Западе системе разделения властей на ветви (законодательная, исполнительная, судебная) и сдержках и противовесах (checks and balances), которые каждая ветвь обеспечивает для всех остальных, обычно отмечают, что в Советском Союзе такого разделения властей не было, а, следовательно, не было и сдержек и противовесов, что привело к многочисленным нарушениям законности. Разделения властей в Советском Союзе действительно не было, как не было его и при царском самодержавии, но в Советском Союзе постепенно начал вырабатываться противовес произволу чиновников, который был настолько непохож на западную систему противовесов, что немудрено, что западные исследователи его проглядели. Противовесом чиновничьему произволу в Советском Союзе стала идеология, воплощенная в иерархическую структуру партии. Допустим, какой-нибудь чиновник начинал воровать не по чину, или, к примеру, не проследил за надлежащей подготовкой к зиме и допустил перебои в теплоснабжении населения. Под ним всегда существовал чиновник более низкого уровня, мечтающий занять его место. Этот чиновник более низкого уровня обращался через голову своего начальника к более высоким партийным органам, что так мол и так, товарищ такой-то не заботится о повышении благосостояния советских людей как это записано в программе партии. На «сигнал» приезжала комиссия, расследовала обстоятельства, и если обвинения подтверждались, снимала провинившегося чиновника и ставила на его место того, кто написал жалобу. Прелесть этой системы состояла в том, что все эти чиновники по своим внутренним убеждениям могли быть хоть антикоммунистами (да большинство из них и были), но тем не менее они были вынуждены заботиться о повышении благосостояния советских людей. Более того, на партийных съездах они были вынуждены голосовать за принятие новых партийных документов, призывающих к дальнейшему повышению благосостояния советских людей. Большинство советских людей не осознавало этого, но именно идеология, воплощенная в партийной иерархической структуре служила в нашем, увы, неправовом, государстве единственным барьером ограждавшим народ от бесчинств чиновников. То есть, бесчинства конечно были, но до 1991 года народ даже не представлял себе, насколько более ужасными могут быть эти бесчинства, если чиновникам удастся скинуть с себя идеологический «намордник». (О том как и почему в 1991 году чиновникам удалось наконец скинуть с себя этот намордник — немного ниже — См. раздел 5.6.).

Власть идей кладет предел даже всемогуществу тиранов — как мы видели выше, казавшийся всемогущим Сталин так и не смог объявить себя царем. Однако при Сталине идеократия была все же неполной, и часто давала ему возможность поступать вопреки требованиям коммунистической идеологии. Эта возможность возникала из-за того, что над ним не было больше начальников, он стоял как бы над этой системой и сам придумывал «правила игры», вольно интерпретируя идеологические положения. Единственным ограничением для него был народ — он не мог позволить себе до такой степени исказить идеологию, что это стало бы очевидно даже для самых неграмотных.