Советия

Вместо этого, правители, воспитанные во времена сталинизма и со страхом наблюдавшие упадок веры в «коммунистическую религию», пошли по очень опасному пути — стали разыгрывать карту русского национализма, благо прецедент имелся (националистическая политика Сталина во время войны). Они очевидно решили, что раз народ больше не верит в «коммунистическую религию», то национализм-то уж точно сработает, сработал же он во время войны! Но они не учли одного обстоятельства. Национализм действительно хорошо действует — на сознание средневекового «коллективного» человека с психологией муравья живущего в муравейнике. В сороковые годы такие люди в нашей стране еще составляли большинство, потому это тогда и сработало. Но к концу 60-х соотношение между «коллективистами» и «индивидуалистами» в стране было уже иным. Инспирировавшаяся властями националистическая пропаганда имела ограниченный успех, но при этом способствовала дальнейшему расколу советского общества — на тех кто ее принял и тех кто ее не принял, а также на русских националистов и националистов всех других национальностей Советского Союза, ведь национализм одной нации неизбежно порождает и питает национализм другой нации, противостоящей ей. Сталинская теория русского народа как старшего брата всем прочим народам больше не работала — за годы советской власти, уделявшей особое внимание промышленному и культурному развитию всех, даже самых отсталых республик, «младшие братья» выросли и больше не желали терпеть снисходительное отношение к себе со стороны «старшего».

Именно в тогдашних попытках соединить коммунизм с национализмом лежат корни того нелепого и разрушительного для дела восстановления советской страны явления, как нынешние попытки отдельных компартий, образовавшихся после развала СССР, смешать в одно целое вещи несовместимые — коммунизм, учение сугубо интернациональное и атеистическое, с русским национализмом и православием. Такие попытки способны привлечь только самые отсталые и невежественные слои населения и отталкивают людей образованных и здравомыслящих, коих советская власть к счастью успела воспитать в огромных количествах. Так что, как это не покажется кому-то парадоксальным, больше всех вредят делу восстановлению единой советской страны те, кто больше всех об этом кричит, понимая под советской страной сталинисткий лагерь, а не ту новую свободную советскую страну, первые контуры которой постепенно начали проявляться тогда, в 1960-е годы.

Контуры эти проявлялись не столько благодаря властям, сколько вопреки им. Не в силу «коммунистической религии», а в силу тех гуманистических марксистских идей, которые все же были в нее заложены. Идеи эти, посредством механизмов идеократии, заставляли властей, хоть порой неохотно, но действовать исходя из лозунга «Все во имя человека, все во благо человека!». Поэтому уровень жизни и образовательный уровень населения продолжали повышаться. Личности индивидуализировались, но официальная государственная идеология, продолжавшая восхвалять достоинства коллективизма, не знала, что делать с индивидуалистами и те чувствовали себя чужими в своей стране. Назревал идеологический кризис. Кризис этот был тем более опасен, что страна уже много десятилетий находилась в состоянии холодной войны с США. Противник в этой войне был готов использовать любую нашу слабость. И такая возможность ему представилась.

5.5.2. Очень краткая история холодной войны.

5.5.2.1. Советская и американская цивилизации: сходство и различие.

Историю советского народа нельзя рассматривать изолированно от истории американского народа. Причин здесь несколько. Во первых, эти два народа являются единственными народами нового типа (в противоположность «древним» народам). Под народами нового типа я понимаю народы, родившиеся в ходе промышленной революции (индустриализации) из представителей большого числа древних народов путем сознательного отречения от своей принадлежности к древним народам, и сознательного построения своей, принципиально новой цивилизации, имеющей мало общего с цивилизациями исходных древних народов.

В развитии народов нового типа имеются общие закономерности (например, кризис национального самосознания, когда этому народу исполняется приблизительно 70–80 лет — для американского народа это гражданская война 1861 года, для советского — перестройка, причем вопрос, приведший к кризису в обоих случаях тот же самый: «оставлять рабство, или все же начать платить людям за их работу?»).