Совьетика

– Нет, здесь не боюсь… Вообще-то, наверно, следовало бы – на Кюрасао много лихачей и довольно много несчастных случаев, – но дороги здесь намного менее разветвленные и сложные, чем в Европе. Раньше местные жители неплохо зарабатывали тем, что обучали здесь голландцев вождению, и здесь же эти голландцы сдавали экзамен на права, очень быстро – принося немалую прибыль местной казне. Больше всего это было развито даже не на Кюрасао, а на Сабе, где всего-то и есть одна дорога. Но голландские власти возмутились такой конкуренции и положили этому конец – теперь для того, чтобы сдать здесь экзамен на права, надо прожить на Антилах не меньше полугода. Хотя официально это нидерландская территория, а ведь никто не требует, например, прожить полгода в каком-нибудь Эйндховене прежде чем сдавать там экзамен. Якобы это делалось потому, что на Антилах водить машину и сдавать экзамен слишком просто, а потом такие водители будут опасностью на голландских дорогах. В Голландии и уроки очень дорогие, и пока экзамен сдашь, тебя обдерут как липку. Только вот почему-то я нигде не видела статистики, сколько именно из получивших права здесь голландцев стали в Голландии виновниками аварий… И не думаю, что голландские дороги стали более безопасными после введения этого нового правила. Зато многих людей здесь лишили куска хлеба….На самом деле, по-моему, причина совсем другая: как только на Антилах хоть что-то начинает приносить прибыль местным жителям, голландцам непременно позарез надо отобрать у них «эту курицу, несущую золотые яйца». Так было всегда и так продолжается и по сей день… Но все равно, конечно, после того, как берешь уроки вождения в Дублине или в Белфасте Кюрасао – как детская площадка. И поэтому мне не страшно здесь водить машину. Главное – чтобы в нас никто не влетел, так что смотри по сторонам в оба. И молись, если ты верующий…

– Я не практизирующий верующий, – потупился Ойшин.

– Ну, все равно… Я-то вообще никакой…

Ехать далеко было поздно. И я, вооружившись картой, решила свозить Ойшина на пляж в Сонесте – тот самый, где меня когда-то сбивало с ног волнами, где мы прыгали в такт волнам, и где Соннины кузены и кузины с хохотом закапывали его в песок… Тогда отель там еще только строился, а теперь, я слышала, он стал пятизвездночным, и голландцы жалуются на его дороговизну. Пляж этот было видно с балкона монсиньора, который когда-то меня крестил. Наверно, он был бы очень разочарован, что верующий из меня никакой- но ведь я сказала уже, что во время растерянности 90-х я часто пыталась быть тем, кем я на самом деле быть не могу… Многие мои соотечественники и до сих пор ведь еще пытаются!

– Поедем на пляж? – сказала я. Ойшин отчего-то опять смутился, но ничего не сказал. Ничего, кроме:

– Не сидеть же весь день дома…

Ехали мы медленно – не только потому, что я плохо помнила дорогу, а еще и потому, что мне очень хотелось посмотреть, что же на Кюрасао изменилось за эти 16 лет. Прежде всего мне бросилось в глаза то, что полицейские были все поголовно вооруженными, что невероятно выросло количество решеток на окнах, что стало больше зажиточных домов – но практически все они находились словно на Гаити или в России за высокими заборами, зачастую украшенными сверху проволокой и под бдительным глазом охранников. Наверно, теперь это была здесь самая массовая профессия – точно как у нас в стране «победившего рынка». И жили в таких «общинах за воротами », как они именовались, почти исключительно белые и иностранцы – прямо как в ЮАР. Саския Дюплесси, должно быть, чувствовала бы себя здесь как дома…

Во много раз выросло количество чоллеров , много было среди них мигрантов из Латинской Америки, говорящих только по-испански и не знавших и не собиравшихся учить папиаменто (до того ли им было, если они просто пытались выжить?). Иногда было на первый взгляд даже непонятно, чоллеры это или просто бедняки-нелегалы. Много среди них стало ямайцев и гаитян – и местные жители с опаской их сторонились: примерно так же, как в Москве сторонятся узбеков, в Голландии- марокканцев, а в Ирландии – литовцев с поляками…