Читаем Совьетика полностью

Но вернемся ближе к дому. Как я уже сказала, в то время народ мой не был угнетаемым ни с одной стороны, и шовинизм окружающих, с которым мне доводилось сталкиваться, не имел никакого себе оправдания. Мне казалось не просто некрасивым, когда так ведет себя большой по численности народ – это было недостойно его исторических свершений. Вспомните, как вели себя мои не просто советские – мои русские соотечественники, когда видели на улице нас с Саидом вместе.

Национализм угнетенных наций – таких, как ирландцы – да, он местами местечков, да, он во многом ограничен, но он несет в себе сильный позитивный заряд. Вдохновленные этой силой люди способны на чудеса, на подвиги. А в том национализме, с которым мы с Саидом столкнулись в Москве середины 80-х, не было напрочь ничего прогрессивного, он был омерзителен. С национализмом такого толка – вульгарно-агрессивным – в рядах тех же ирландских республиканцев я никогда не сталкивалась. В рядах их угнетателей – да. Как же могли наши советские люди опуститься до того, чтобы уподобиться чванливым и плохо образованным британским юнионистам? Чем среднему советскому человеку мешал редкий в то время даже в столице африканский студент – за обучение которого тем более платила его собственная страна? Продуктом чего был такой расизм? Животным на уровне подсознания – «не ходите по моему протуару» и «не замай девок из моей деревни»? Или продуктом переведенных старинных империалистических книжек с расистским подтекстом, вроде «Робинзона Крузо», которые наш советский читатель проглатывал не задумываясь как приключенческие – воспринимая их как есть, вне их исторического контекста? В любом случае, уже тогда я решила как Карлсон который живет на крыше – «если я увижу какую-нибудь несправедливость, то тут же как ястреб кинусь на нее»! Не позволю своему народу вести себя недостойно своего высокого звания – новой исторической общности людей. И зная мой воинственный, несмотря на тихую внешность, нрав, однокурсники меня не трогали – что бы они там ни думали про себя. Добро должно быть с кулаками – замечательные слова.

Шовинистические настроения росли по мере углубления перестройки. Еще только недавно, казалось, вся страна добровольно (я не преувеличиваю, нас никто не заставлял в институте этого делать) собирала деньги в помощь пострадавшим от землетрясения в Армении – а сегодня в метро народ уже негодующе говорил об «этих армянах». Я попробовала выяснить, чем им помешали армяне – а в ответ услышала, к своему удивлению, от одной женщины средних лет: «Девушка, Вас, наверно, русские сильно обидели, что Вы так о них говорите». Я искренне удивилась: «Как они могут меня обидеть, чем? Я ведь и сама русская. Они обижают не меня, а сами себя таким поведением.»

Прошло почти 20 лет. Ну, а теперь-то, когда мой народ уже смело можно отнести к разряду угнетенных – по мировой империалистической шкале, может быть, и национализм наш стал наконец более прогрессивным?

Да, сегодня я отношусь к нашему национализму с гораздо большим пониманием. Мне отрадно видеть, как наши люди перестают смотреть на Запад как на эталон – с перекинутым от восторга через плечо языком,- и начинают наконец задавать вопросы. Вопросы логичные, справедливые и давно уже назревшие. Но все-таки, стал ли от этого национализм наш в массе своей более прогрессивным? Увы, пока еще это заметить трудно. Зато бросается в глаза все то же – даже сами те, кто призывают к совместной деятельности с «рациональными и справедливыми движениями национального освобождения» в бывших советских республиках и в России в первую очередь, затрудняются назвать хотя бы одно из таких движений по имени.

Лично мне до сих пор еще не удалось встретить ни одного русского активиста «национального освобождения», который на поверку не оказался бы обыкновенным, самым что ни на есть затрапезным расистом. И Россию-то он собирается освобождать, как правило, не от гнета западных менеджеров, «Форда», «Нестле», «Проктера энд Гэмбла» и «Ситибанка» (чтобы потом уже разобраться с отечественным «Газпромом») – а от «чернож***» кавказцев и азиатов, которые едут к нам по той же самой причине, по которой поляки и литовцы едут в Ирландию – потому, что в их «независимых» странах жизнь еще хуже, чем в России. Много мы видели таджиков у себя в Средней Полосе в советское время, вспомните-ка?… Таким русским националистам, которые частенько пишут слово «русский» с большой буквы, забывая, что это правила английского, а не родного нашего русского языка, постоянно мешают жить «черные» или «исламисты», а вот того, как тянут соки из нашей страны самые что ни на есть белые и христиане (некоторые даже с килограммовым крестом на шее!), они почему-то не замечают в тряпочку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее