Не помню я, осиротевший рано,Обличия земного твоего,Ни цвета глаз, ни очертаний стана,Ни грусти, ни улыбки — ничего.Твой след ищу, как в мареве тумана,А где найти — не ведаю того.Черты твои какими в жизни были?Об этом я расспрашивал старухИ камень на кладбищенской могиле,Листву и травы, обратив к ним слух.Мне старица рекла, что ты имелаС лепешкой смуглой схожее лицо,Что родинка у края губ темнелаИ гибок стан был, словно деревцо.Поведала другая из крестьянок:— Мы дважды в день коров доили с ней.— Ко мне она являлась спозаранокУмыть лицо, — пролепетал ручей.Гора сказала: — С облаком бок о бокМой склон не раз мотыжила она.— Носила платье, — похвалился хлопок, —Из моего простого волокна.Вздохнул репей: — Жестоких ран немалоЕе ногам я наносил в траве. —Пропел родник: — Шла по воду, бывало,Она, держа кувшин на голове.Призналась туча: — Солоней, я помню,Всех слез моих была ее слеза. —И молвил гром: — Она пугалась молний,В грозу боялась поднимать глаза.Перед двумя властителями духа,Чьи имена адат и шариат{2},Была ты, мать, как пригорошня пуха,Беспомощна всю жизнь свою подряд.И прятала лицо в платок узорный,И пред муллою твой немел язык.Увенчанный стихом, нерукотворныйТебе я в сердце памятник воздвиг.Поток реки, подобный сабле голой,И отчего гнезда любую пядь,И флаг тюльпаноогненный над школойЛюблю, как ты мне завещала, мать.Пусть голос твой, преодолев забвенье,В моей строке звучит, пока живу,Вновь пожилую женщину селеньяЯ матерью при встрече назову.