Но Юлиус Фучик не напрасно верил в Страну Советов, в мировое братство рабочих и крестьян. Если в его стране была кем-то утрачена бдительность, то Советский Союз и другие страны социалистического лагеря разглядели опасность, грозившую народу Чехословакии, чешским и словацким рабочим и крестьянам. Нет, Юлиус Фучик сегодня не был бы среди тех, кто вопит об «оккупации» Чехословакии войсками стран Варшавского договора. Он не мог бы присоединиться к хору самых отъявленных реакционных буржуазных газет и радиостанций, вместе с которыми, как это ни странно, вопят об «оккупации» и некоторые сомнительные коммунисты за рубежами. Одни это делают, видимо, потому, что никакие они не коммунисты, а только видимость коммунистов, другие по недостатку понимания, во имя каких классов, для каких классов живут и борются коммунисты всех стран. То, что подчас стеснительно мелкобуржуазному индивидуалисту, для миллионов рабочих и крестьян является свободой. А то, что такой индивидуалист провозглашает свободой, для миллионов рабочих и крестьян не что иное, как анархия, ведущая к реставрации капитализма.
Пройдет какое-то время – и многим из тех, кто сегодня осуждает действия социалистических стран, выполняющих свой интернациональный революционный долг, будет совестно за такую свою антимарксистскую позицию. И тогда они еще раз убедятся в том, насколько прав был коммунист Юлиус Фучик, призывавший людей к бдительности.
Мартин Андерсен-Нексе
Это был красивый, сильный человек и яркий, своеобразный писатель – певец горестей и радостей своего парода. Красив он был всей его мужественной жизнью, жизнью борца, жизнью убежденного коммуниста, который, когда дело касалось политической борьбы, не знал отвратительных мелкобуржуазных обезоруживающих компромиссов.
Да, собственно, и могло ли быть иначе у Мартина Андерсена-Нексе, сына датского каменотеса? Пролетарий по крови, он был неизменно верен тому классу, который породил его и как человека и как художника. Плечом к плечу шел он вместе с рабочими Дании до конца своих дней: с первых юношеских рассказов, с первых газетных статей до романа «Мортен Красный», которым завершалась его обширная и многоплановая историко-революционная трилогия о Пелле-завоевателе и Дитя-человеческом. И шел убежденно, не слыша брезгливой хулы буржуазных критиков, подчас, чтобы не уступить, собирая всю свою волю в тугой комок.
Помнится, в дни войны, в годы ленинградской блокады, когда ленинградцам было неимоверно трудно, я читал автобиографические строки Нексе и, в частности, те, в которых он рассказывал о том, как победил начинавшийся у него туберкулез. Молодость его, как известно, была не из легких, часто полуголодная, и он заболел социальной болезнью рабочих людей, изнуряемых трудом на капиталиста. Врачи что-то говорили, что-то советовали, в общем-то по медицине верное, но недоступное его карману; Мартин сдаваться не хотел; он убедил себя в том, что в его положении самым главным было – не кашлять, чтобы не надрывать больные легкие; во что бы то ни стало надо было подавить кашель. И молодой датчанин заставил себя сделать это. И это не эпизод. Это черта, особенность натуры, характера. Попробуйте-ка удержаться даже от такого сравнительно невинного кашля, какой случается при обыкновенном гриппе. Меня поразила воля Мартина Нексе, его непреклонность, в конце концов преодолевшая страшную болезнь.
Я вспомнил об этом много лет спустя, побывав во вредном для Нексе Копенгагене. Там есть все привлекающее туристов, чему положено быть в столицах небольших государств. Бронзовые памятники каким-то королям, знатным мужам, и знатным девам, и даже русалкам; музеи, храмы, замки; голуби на площади. Меня привлек небогатый по своим размерам и отделке музей Сопротивления.
Гитлеровская армия оккупировала Данию в течение одного дня – 8 апреля 1940 года. И даже не дня, а всего-то за одно это раннее апрельское утро. Передовой батальон немцев начал высадку в Копенгагенском порту в 4 часа 20 минут, а к 6 часам 30 минутам, то есть через 2 часа 10 минут, датское правительство капитулировало. Но то была капитуляция правительства, правителей, а не народа. Народ не желал смиряться с рабством, он хотел сражаться против захватчиков, народ сопротивлялся. И в скромном здании Копенгагенского музея Сопротивления я увидел оружие тех борцов за национальную независимость, документы, фотографии. «Она не хотела говорить» – стояла немецкая подпись под фотоснимком повешенной гитлеровцами молодой датчанки. Мужество, воля, стойкость, несгибаемость жили в недрах народа, в рабочем классе Дании. И в этом мне как бы увиделась направляющая рука, увиделся пример таких людей, как Нексе. Его боевые книги, книги коммуниста-интернационалиста воевали, сражались.