Советская правда

Четвертого ноября 1941 года я, военный корреспондент газеты «Ленинградская правда», вышел из редакции поздно – сдавал очерк, только что привезенный из траншей переднего края. В ночном черном небе, разлинованном лучами мечущихся прожекторов, с беспокойным, злым однообразием выли моторы немецких бомбардировщиков.

Возникал временами гул и наших патрульных истребителей.

А зенитные пушки били почти без перерыва. От их шквального грома дрожали под ногами примороженные тротуары, осколки гранат со звоном сыпались на крыши окрестных домов.

Прожекторная суетня внезапно прекратилась: добрый десяток столбов ослепительного света скрестился и застыл в какой-то одной, медленно движущейся точке; от этой белой яркости точка вспыхнула серебром – и стал отчетливо виден тупорылый двухмоторный «Хейнкель-111».

Зенитки взревели с утроенной мощью. Но воздушный пират все плыл и плыл на недосягаемой для них высоте, унося ноги из города, в кровли которого он только что швырял фугасные и зажигательные бомбы.

Невыносима была мысль о том, что он уйдет. Пронеслось каких-нибудь несколько секунд, а на набережной Фонтанки уже толпились группки взволнованных ленинградцев. Все с напряжением ждали, чем же это закончится.

«Хейнкель» качнуло порывом какого-то могучего ветра: он клюнул носом и, как сорванный лист, кружа и болтаясь, полетел к земле. Мы радостно кричали, а прожекторы вели его почти до самых крыш, за которыми он упал и взорвался. Сначала в полнеба полыхнуло багровое пламя, а затем по улицам прокатился тяжелый грохот.

Шестого ноября в нашей «Ленинградской правде» на первой полосе был помещен фотографический портрет младшего лейтенанта Алексея Тихоновича Севастьянова: крупные черты лица, смелый взгляд, с особым летчицким шиком выпущенный поверх гимнастерки ворот теплого свитера… Молодой сокол, израсходовав в ночном воздушном сражении весь боезапас, пошел, оказывается, на таран и ударом своего самолета по самолету противника сбил «хейнкель», бомбивший город.

Прошло двадцать лет с половиной, и вновь я увидел волевое лицо Севастьянова. Увидел его в Москве, в день открытия юбилейной выставки художника Анатолия Никифоровича Яра-Кравченко. Это уже была не газетная фотография, а портрет, сделанный рукой юбиляра. Карандашный, торопливый, но очень точный и выразительный портрет героя-летчика. Из рассказов художника я уже давно знал, что этот портрет где-то существует и что сделан он был назавтра после знаменитого тарана, а несколькими неделями раньше под бревенчатыми накатами полевого блиндажа появился рисунок, которому художник дал название «Прием в партию на боевом аэродроме Алексея Севастьянова». Как для летчика было важно не дать уйти восвояси фашистскому молодчику, в канун Октябрьского праздника бомбившему холодный, голодный, но стойко сражавшийся Ленинград… Для художника было важно не упустить время, не дать событиям позабыться и непременно по горячим следам запечатлеть их для современников и потомков средствами искусства.

Почему я так пространно рассказываю о боевом эпизоде давно минувшей войны? Потому что он чрезвычайно характерен для творчества художника А.Н. Яра-Кравченко. Подобно летчику Севастьянову, в ночном военном небе Ленинграда за штурвалом самолета чувствовавшему свою ответственность бойца перед народом, перед всей страной, мастер кисти и карандаша Яр-Кравченко всю свою творческую жизнь чувствует такую ответственность художника, находясь ли возле мольберта, раскрыв ли этюдник или просто блокнот для набросков.

Юбилейная выставка, открытая в связи с пятидесятилетием художника, далеко не в полной мере представляет все то, что создал он за три трудовых десятилетия. Но она красноречиво повествует об основных художнических тенденциях Яра-Кравченко. По выставленным на ней работам каждый может судить о большом пути, проделанном талантливым художником-гражданином. Его, как мы видим, всегда вдохновляла жизнь народа. Еще учась в Академии художеств в Ленинграде, он выезжал в южные промышленные и сельскохозяйственные районы страны – работал над галереей портретов передовых людей производства, строителей социализма в СССР. Одним из первых он побывал на строившейся в ту пору Днепровской ГЭС, на многих заводах, на судоверфях; он встречался с участниками боев на озере Хасан, с героями прорыва и сокрушения пресловутой «линии Маннергейма». В дни Великой Отечественной войны, которую Яр-Кравченко начал солдатом в одной из авиационных частей, защищавшей Ленинград, он создал, как свидетельствует выставка, многие-многие десятки и сотни портретов, рисунков, набросков. Я помню популярные на Ленинградском фронте выходившие в 1941–1944 годах его альбомы: «Летчики-истребители в боях за Ленинград», «Крылатые защитники Ленинграда», «Герои воздушных боев за Ленинград» и другие. Помню, что в 1942 году была выпущена открытка с рисунком Яра-Кравченко и что средства от ее продажи пошли в фонд строительства танковой колонны «Работник печати».