Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская война

Если бы мы дали этому фронту окрепнуть, то, конечно, оттуда могла бы вырасти значительная опасность, и несколько недель тому назад могло казаться, что эта опасность налицо. Последние недели я провел именно на этой части фронта, и там на моих глазах повторялась та же картина, которая в разное время наблюдалась на других фронтах. Мы не могли снять закаленных частей с других фронтов, ослабив их этим, и бросить эти части на Эстляндию; поэтому туда шли наиболее молодые, наспех сколоченные из только что мобилизованных крестьян, части, не только не имевшие боевого опыта, но и не подвергнувшиеся еще политической обработке, и они рассыпались в первое время при первом серьезном толчке со стороны неприятеля. Как всегда случается в таких условиях, там были и прямые измены и предательства, напр., в той дивизии, которая сражалась на Нарвском направлении, командир полка увел часть полка и сдался в плен; естественно, что другая половина в панике разбежалась. Словом, там имелась полтора-два месяца тому назад такая обстановка, которая на других фронтах наблюдалась полгода тому назад. Я вам говорю обо всем этом с такой откровенностью, товарищи, потому что вы должны ясно знать все стороны строительства и жизни армии, в том числе и все теневые стороны. Неудачи ни в коем случае не должны побуждать нас опускать руки. В революционную эпоху революционная армия есть, по самому существу, нервная армия, которая живет порывами, – случаи кризиса, паники встречаются в ней чаще, чем в нормальное время. Но зато если эту молодую, нервную армию сплотить, дать ей идею, дать ей необходимый закал, дать ей возможность одержать первую победу, то ее нервность переходит в огромную силу наступления, она стремится вперед и становится непобедимой. Вот почему шатания, колебания и даже панические отступления молодых частей отнюдь не вселяют пессимизма в наши души. Достаточно было 2 – 3 недель энергичной работы командиров и комиссаров на Нарвском и Псковском участках Эстляндского фронта, чтобы фронт переродился, – и те солдаты, которые просто в силу полной неприспособленности, отсутствия самого элементарного опыта разбегались панически, сейчас сами собираются и не только заполнили части, но и внутренне их переродили. Приезжая дважды в одну и ту же часть на протяжении 10 дней, я не узнавал этой части. В этом и состоит огромная сила революционной идеи и революционных методов строительства.

Нигде, ни в какой стране, ни в какой армии командир полка не может сказать каждому солдату: «ты обязан умирать, если потребуется, потому что ты сражаешься за интересы твоей семьи, твоих детей, за будущее твоих внуков; это есть война угнетенных и трудящихся за их освобождение». Эти простые слова, с которыми обращаются к сознанию, к сердцу каждого солдата, творят в подлинном смысле слова чудеса.

В каждом полку, в каждой роте имеются элементы разного качества: наиболее сознательные, наиболее самоотверженные, конечно, составляют меньшинство; на другом полюсе есть ничтожное меньшинство противоположных элементов, темных, развращенных, шкурнических, отчасти кулаческих, контрреволюционных. Между этими двумя меньшинствами, стоящими на противоположных полюсах, имеются просто недостаточно сознательные, неуверенные, колеблющиеся, которые по своему сознанию, по настроению – честные, хорошие трудовые граждане советской страны, но нуждаются в выучке военной и политической. И когда мне командир какого-нибудь полка или комиссар говорит: «я за свой полк не отвечаю, там шкурники, когда им выступать надо, они говорят: нам того не дали, другого не дали, – это плохой полк», то я отвечаю с полной уверенностью: «если полк плох, стало быть командир полка плох и комиссар плох, ибо люди те же самые, что и в других полках, это те же, в массе своей, честные рабочие и крестьяне». Если они видят над собою нетвердое руководство, если закрадывается сомнение в правильности ведения полка командиром, если нет нравственного уважения к комиссару полка, то, разумеется, получается развал: шкурники берут верх, лучшие элементы стоят обескураженные в сторонке, а средние элементы не знают, с кем идти, и в час опасности поддаются панике. Там, где состав командиров хорош, особенно низший командный состав, где этот состав честный, твердый, где командир и комиссар полка хороши, там любой полк окажется на высоте. Дайте мне самый плохой полк, дайте три тысячи дезертиров, захватив их, где угодно, и назовите это полком, я им дам хорошего, честного командира полка, хорошего боевого комиссара, дам подходящих батальонных, ротных и взводных, – и я говорю, что три тысячи дезертиров в течение четырех недель дадут у нас, в революционной стране, превосходный полк. И это не надежда, не программа, не идея, все это проверено опытом, и в последние недели мы снова проверили это на опыте Нарвского и Псковского участков фронта, где нам такими мерами уже удалось создать прекрасные боевые части.