В целях «удержания тишины и порядка» в своем королевстве имам Йахйа использовал инструмент заложников. В 1929 г., как докладывали советские дипломаты, в заложниках у себя имам удерживал до четырех тысяч человек из знатных семейно-родовых кланов, стоявших во главе крупных племен и межплеменных союзов (35).
Аравия встретила москвичей страшной жарой. Воздух в Ходейде, где встал на якорь советский корабль, раскален был настолько, что поры на коже выделяли жидкость, которую, как рассказывает в своих очерках об этой стране В. Шнейдеров, «и потом назвать было трудно».
Если Сана’а’, замечает В. Шнейдеров, считалась центром ремесел, то Ходейда – «главным морским портом страны». По вечерам по узким улочкам Ходейды, повествует он, сновали, как тени, вооруженные кинжалами и винтовками люди в живописных одеждах и чалмах. Присматривал за городом и всей областью Тихама, «трезво и умно», 28-летний принц Сайф ал-Ислам. Был он отменным управленцем, «неплохим купцом» и «крепким проводником» политики своего отца. Жестко расправлялся со всеми его противниками.
Таможня в Ходейде, в описании В. Шнейдерова, представляла собой «просторный сарай, крытый пальмовыми циновками». У одной из его стен располагался помост, а на нем – низенький стол. На расстеленном рядом с ним ковре сидели, поджав ноги, несколько таможенников и писарей. Перед ними стояла «толпа полуголых людей». Несколько человек, «рьяно работая топориками», вскрывали подносимые к помосту ящики с грузами. За всем происходившем вокруг внимательно наблюдал
Беспрепятственно, по выражению В. Шнейдерова, «прошли таможню» имевшиеся при них папиросы, конфеты, бутылки с «Нарзаном», пачки с печеньем, граммофон, кинематографические инструменты и личные вещи. Некоторую задержку с досмотром вызвали коробки с кинопленкой. Похоже, видели таковые в Ходейде впервые. Намеревались, было, вскрыть. Опять-таки, – топориками. Таможенников, по словам В. Шнейдерова, не без труда, но удалось все же убедить, что делать этого нельзя; и их пропустили. Казалось, что таможенные формальности пройдены и все впечатления, связанные с ходейдинской таможней, получены. Как вдруг, откуда ни возьмись, расталкивая толпу, предстал перед ними какой-то странный человек – с «повязкой на бедрах» и «глазами навыкат». Протянул руку, чтобы поздороваться, и неожиданно произнес по-русски: «Катись колбаской!». Позже кинодокументалисы узнали, что человек этот хорошо всем в порту известен. Подрабатывал он там грузчиком, и когда в порт заходили суда, то непременно приставал к членам их экипажей с просьбой «осчастливить его монеткой». Матросы с советских судов, отмахиваясь от попрошайки, говорили: «Катись колбаской!». Слова эти он запомнил. И, решив, что так в России люди приветствуют друг друга, стал привечать ими попадавшихся ему на глаза в порту русских (36).
К ввозу в Йемен, вспоминал В. Шнейдеров, разрешали все товары, за исключением спиртных напитков. Тогда один пройдоха-итальянец, пожаловав из Эфиопии и представившись «медиком», стал регулярно доставлять оттуда в Ходейду спиртное «под видом медикаментов от малярии». «Заболевших» этой болезнью нашлось немало. Являясь на «прием» к «врачу», «больные» выстраивались в длинную очередь у дверей его дома. Прошло какое-то время. Власти все же разузнали об этом. «Медикаменты» у «доктора» изъяли, а его самого из страны выпроводили (37).