Но вот по рядам работающих прошелестела весть, что пришел «кум». Его как будто никто не заметил. Все продолжали работать, слышны были только звяканье металла о каменистый грунт да спокойные голоса работающих. Вдруг часовой на вышке заорал:
— Гад, куда прешь, а ну вернись, стрелять буду! Все, кто мог, бросили лопаты и помчались к вышке. В траншее стоял «кум», одетый в телогрейку, делал какие-то знаки часовому, а тот наставил на него дуло ружья и прокричал еще раз на всю площадь:
— Стой, стрелять буду!
Очень выразительно клацнул затвором, сделал страшные глаза и замысловато выматерился. «Кум» споткнулся, с головы у него упала шапка-ушанка, открыв стриженную под машинку голову (под заключенного —для конспирации). Он поднял и надел шапку, затравленно согнулся и побрел обратно на заводскую территорию.
После нескольких секунд молчания с обеих сторон проволоки раздался хохот — злорадный, торжествующий, веселый. Разбойничий, с улюлюканьем свист летел вслед бредущей фигуре. Часовой на вышке снова застыл в неподвижности, словно ничего не произошло.
Этого оперуполномоченного больше никто не видел.
Запомнился мне еще один «кум» — по фамилии Павлов. Его сразу заметили, когда он появился (было это уже в середине 1951 года). Высокий, стройный, красивый шатен с правильными чертами лица. В его умных и внимательных глазах угадывалось скрытое сочувствие, которое он не проявлял ни но словах, ни на деле. Но доброта светилась в нем изнутри, и всем было приятно, когда он появлялся. Вскоре узнали, что он тоже «сослан». Работал в Англии при дипломатической миссии — то ли переводчиком, то ли кем-то рангом повыше. В чем-то проштрафился, и его отправили сюда на эту должность. Девчата исподтишка поглядывали на него, любуясь красивым мужчиной.
Нарядчицей в зоне КТР в ту пору была Александра Веклич из Запорожской области — круглолицая, со шрамом через бровь над левым глазом, с копной крупно вьющихся черных волос. Ее откровенно ненавидели и презирали все каторжанки. Женщина бесчестная и недобрая, она заработала свою должность как активный стукач-провокатор, не брезгуя никакими средствами для достижения своих целей. Она могла, перехватив самое бесхитростное послание, «создать дело», могла пообещать и обмануть, могла за плату помочь одной за счет жизни другой, могла даже украсть пайку из тумбочки. Эта бывшая учительница была прирожденным организатором — умела и уговорить, и заставить людей работать. Последняя ее выходка переполнила чашу терпения даже безгранично выносливых женщин.
Была в лагере девушка Надя из-под Тернополя. У нее что-то произошло с рассудком, на работу ее не выводили по указанию медиков. Надя жила тихо, что-то шила или вышивала, никому не мешала, помогала дневальной управляться с работой и тихо радовалась, когда ее землячки возвращались в барак. Нарядчице Веклич понадобилось кого-то освободить от работы — видимо, за плату. Но количество работающих и освобожденных по болезни было под жестким контролем начальства, и взамен освобожденной она послала Надю. В ответ на протесты ее землячек нарядчица на них грубо наорала, а Надю избила и выставила за зону с рабочей бригадой. С Надей случился приступ буйного помешательства, и прямо из карьера ее увезли в психиатричку. Ко всему Надя простудилась (у нее не было рабочей одежды) и в больнице умерла от двустороннего воспаления легких.
Лагерь бурлил. Все жаждали расправиться с Векличкой, но как?
Я в это время ходила в ночную смену на вскрышные работы и очень уставала. Надину историю знала понаслышке - мне было не до того.
Днем, когда я спала, меня разбудила дневальная и сказала, что вызывает оперуполномоченный. Я неохотно встала, оделась и пошла, предчувствуя неприятный разговор. Злилась на себя: зачем затеяла этот эксперимент по определению общности интересов с начальством...
Вошла, отрапортовала по форме. Сидевший за столом спросил:
— Что вы знаете об Александре Веклич?
Вопрос был неожиданным, и я пожала плечами:
— Особенного — ничего. Нарядчица. Грубит. А что вас конкретно интересует?
— Нам известно, что Веклич занимается антисоветской пропагандой. Вы об этом знаете? Что можете об этом рассказать?
— Ничего. Зачем ей заниматься антисоветской пропагандой, если она работает на вас, а вы ее сделали нарядчицей? Что Веклич дрянь, я знаю, но по заданному вами вопросу ничего сказать не могу — этого просто не может быть.
— И тем не менее поступили сведения, что Веклич, живущая с вами в одном бараке, читала вслух антисоветские стишки. Вы почему это скрываете? Вы что, заодно с ней?
— Послушайте, гражданин начальник, — я начала злиться, — я эту грязную бабу терпеть не могу, и будь у меня возможность с нею расправиться за ее проделки, я ее не пощадила бы, но заниматься антисоветчиной она никак не может. Это исключено! У меня нет таких сведений.
— Что вы ее покрываете! — в свою очередь разозлился офицер: — Вы заодно с ней, и у вас могут быть крупные неприятности! Подумайте над этим. А подумаете — приходите, расскажете про Веклич. Можете идти. Возьмите бумагу, — и сунул несколько листков бумаги.