Леньке Стародворову и Валерке выпало стоять в паре друг против друга. Они были из одного взвода, но Стародворов только теперь внимательно разглядел противника. Пацан неуклюжий. Ленька прицелился и не в лад, а в передых, чтобы не успел перехватить удар, врезал по сопатке.
Нельзя сказать, что Валерку не били раньше. Ой-ой как доставалось: мальчишки на Трубной дрались часто. Размазывая юшку, захлебываясь от злости, бросался под кулаки. Валерка не был увертлив в драке, и его колотили здорово. Такое бывает, и нередко: знаменитые силачи в детстве страдают рахитом, прыгуны не умеют влезть на стул…
Но там были хоть ненавистные, но теплые, живые кулачки! А тут шершавая, холодная, чужеродная перчатка — в ее ударе было что-то унижающее. Валерка покраснел от обиды, набычился и очертя голову ринулся вперед…
— Эй, кто там!.. — прикрикнул тренер. — Не драться!
Как ни странно, Валерий довольно быстро привык к тому простому, суровому и однообразно-правильному укладу жизни училища, которого, видимо, ему не хватало дома. И хоть оставался он суматошлив и вспыльчив и мог извести учителя въедливыми вопросами, подчас с ехидным вывертом, на что был мастак, норов его постепенно выравнивался, сглаживался. Учился отлично, но без того блеска, в котором угадывается дерзость состязания с учителем, а плавно и полно выполняя программу.
Юрий Бориславович получил квартиру при училище. Ученики его скоро привыкли заходить к нему запросто, в любое время. Тренер в закрытом учебном заведении, да к тому же живущий рядом, скоро становится по-родственному близок ребятам. Вместе со всеми и Попенченко ходил. И быстро привязался к семье Юрия Бориславовича — стал прибегать и один. Дочка тренера, немного старше Валерия, дразнила его: «Попеня. Пап, опять твой Попеня пришел!.. Ну чего стоишь, Попеня, в холодильнике арбуз… А может, есть хочешь?» Он и ел, и арбуз на всю семью резал, и скоро стал совершенно своим человеком в доме Матулевича. И оттого с еще большей охотой посещал тренировочный зал и встречал там Юрия Бориславовича уже не просто как преподавателя, а как близкого человека.
О Матулевиче, открывшем Попенченко, писали в свое время немало: наставник, воспитатель, педагог. Слова эти лишь в малой степени передают то, чем стал тренер для новичка курсанта. В училище он обрел друзей, которые делили с ним кров, работу, хлеб. Он видел в них почти братьев, и все же тоска по семье не оставляла его. По семье, где был бы отец: глава, мужчина, старший друг. Вот почему он бегал к Юрию Бориславовичу. Переписывал заявки, обедал, рассказывал о ребятах из взвода. Но их связывали еще и особые, не всем понятные отношения. Учитель всегда немножко отец — хороший учитель для доброго ученика. Тренер и подопечный связаны общим делом. Серьезным, которому оба отдают много труда и нервов. И это общее дело, которое их неразрывно друг с другом связывает, они делают как бы на равных началах (что для мальчика имеет огромное значение). Потому что, как бы ни был велик авторитет тренера, что значат его знания и опыт, если они не воплощены в ученике? Один без другого не существует. Чем серьезнее становились успехи Валерия, тем сильнее укреплялось между ним и Юрием Бориславовичем то труднообъяснимое взаимное понимание, которое всегда устанавливается в спорте между учителем и его учеником, когда их совместная работа приносит удачу. Наставник чувствует настроение подопечного, угадывает даже, отчего образовалось такое настроение (письмо, ссора, свидание, нездоровье), и, душевно откликаясь, сочувствуя, меняет нагрузки или план боя, находит слова одобрения. И ученик привыкает понимать тренера с полуслова, с одной фразы, которая чужому уху останется чужда и непонятна; да ведь больше-то за минуту перерыва между раундами и не успеешь сказать: «Прибавь!.. Не трись!.. С ума сошел?.. Не ввязывайся!.. Попал — добавь!..» — и так далее.