Советские полководцы и военачальники

Готовность № 3 — это обычное состояние кораблей и частей. Они занимаются боевой учебой, соблюдают установленный распорядок, содержат в полной исправности оружие и механизмы, имеют определенное количество топлива и другие запасы. Когда объявляется готовность 2, корабли и части получают снаряды, торпеды, горючее и вообще все, что требуется для ведения боевых действий. Увольнения сокращаются до минимума. Устанавливается специальное дежурство. Распорядок дня, учеба — все строится с учетом напряженного положения. Такая готовность, хотя она и вызывает определенные трудности, может продолжаться неделями, даже месяцами. И, наконец, самая высокая готовность — № 1. Объявляют ее лишь в том случае, если обстановка становится опасной. Получив сигнал, каждый корабль, каждая воинская часть действуют но имеющимся инструкциям. В Корабельном уставе 1939 года об этом сказано: «Весь личный состав на своих местах по боевому расписанию. Средства корабля полностью изготовлены к немедленному действию». К немедленному и решительному.

Такая система уже сама по себе требовала от моряков большой организованности, слаженности действий всех кораблей, воинских частей, учреждений и служб, поддерживала постоянную бдительность и строгую дисциплину. К тому же многочисленные тренировки помогли довести эту систему почти до совершенства. Если первое время от подачи сигнала до получения доклада о готовности флота проходили часы, то постепенно этот срок сократился до минут.

Общеизвестно, что первые удары вражеская авиация нанесла в ночь на 22 июня 1941 года по флотским базам: по Севастополю, Полярному, Либаве (командиром Либавской военно-морской базы был, кстати, один из инициаторов создания системы готовности М. С. Клевенский). Известно также, что в результате вероломного нападения гитлеровцев советская авиация за одни сутки потеряла тысячу двести лучших самолетов первой линии. Подавляющее большинство из них было разбомблено на земле. А Военно-Морской Флот в ту ночь и в тот день не потерял ни одного военного корабля и ни одного самолета, нанеся ощутимый урон противнику. Это феноменально, но это факт.

В «Истории Великой Отечественной войны» сказано, что «военно-морское командование смогло значительно быстрее, чем командование Красной Армии, привести свои силы в боевую готовность». А сколько событий, сколько напряженного труда и смелых решений кроется за лаконичной фразой!

Как все было, об этом лучше и точнее других, приводя выдержки из документов и воспоминаний боевых товарищей, поведал в своих послевоенных записях сам Николай Герасимович Кузнецов. Думаю, вполне уместно привести здесь несколько отрывков:

«Субботний день 21 июня прошел почти так же, как и предыдущие, полный тревожных сигналов с флотов.

…Около 11 часов вечера зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С. К. Тимошенко:

— Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне.

Быстро сложил в папку последние данные о положении на флотах и, позвав Алафузова[18], пошел вместе с ним…

Наши наркоматы были расположены по соседству. Мы вышли на улицу. Дождь кончился, по тротуару снова прогуливались парочки, где-то совсем близко танцевали, и звуки патефона вырывались из открытого окна. Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С. К. Тимошенко.

Маршал, шагая по комнате, диктовал. Генерал армии Г. К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм. Видно, нарком обороны и начальник Генерального штаба работали довольно долго.

Семен Константинович заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну.

Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.

Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Пробежав текст телеграммы, я спросил:

— Разрешено ли в случае нападения применять оружие?

— Разрешено.

Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову:

— Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите!

Тут уж некогда было рассуждать, удобно ли адмиралу бегать но улице. Владимир Антонович побежал, сам я задержался еще на минуту, уточнил, правильно ли понял, что нападения можно ждать в эту ночь. Да, правильно, в ночь на 22 июня. А она уже наступила!

Когда я возвращался в наркомат, меня не покидали тяжелые мысли: когда наркому обороны стало известно о возможном нападении фашистской Германии? В котором часу он получил приказ о приведении войск в полную боевую готовность? Почему не само правительство, а нарком обороны отдал мне приказ о приведении флота в боевую готовность, причем полуофициально и с большим опозданием?