Советский ас Григорий Речкалов

Традиции. Это – проверенное в боях прошлое, что вошло в быт сегодня. Об этом мы беседуем с майором Борисовым, сидя в небольшой комнате за столиком, на котором искрится прозрачный макет устремленного ввысь истребителя – врученный мне подарок однополчан. Отец майора погиб в сорок втором. Тогда Борису не было еще двенадцати. Путь Борисова в авиацию сравнительно невелик, а он уже второй год командует эскадрильей. Я слушал майора и, глядя на планки его боевых орденов, невольно вспомнил о другом командире и тоже первой эскадрильи. Они внешне чем-то похожи. У старшего лейтенанта Соколова было такое же, с правильными чертами, жизнерадостное лицо, темно-русые волосы с зачесом назад и на гимнастерке орден Красного Знамени за Монголию. Но вряд ли кто из сегодняшних однополчан все знает об этом мужественном человеке.

Уже около месяца бушевала война. Из скупых газетных сообщений мы имели смутное представление о тяжелых боях на Ленинградском, Смоленском направлениях, о танковых сражениях под Житомиром. Запылали в огне села Приднестровья. Фашисты рвались к Кишиневу, захватили наш аэродром.

Трудно, невозможно свыкнуться с беспощадной правдой войны. Время ползло мучительно долго: минута – день, а день – как год. Летчикам некогда перекурить. Техники едва успевали осматривать пышущие жаром моторы, пополнять боеприпасами раскаленные пулеметы. В один из таких дней, когда солнце устало клонилось к горизонту, группа Соколова обнаружила на занятом врагом аэродроме до восьмидесяти самолетов. Местность каждому из нас знакома до лощины. Для внезапности выбрали вечернее время.

Враг не ждал налета, продолжал подсаживать все новые группы самолетов.

И надо же такому совпадению случиться: когда наша шестерка изготовилась к удару, сюда подлетели шестнадцать «Мессершмиттов». Над аэродромом появились одновременно мессеры и МиГи. Правда, задачи у них были разными: у фашистов – приземлиться на ночлежку, а МиГи… Они уже ринулись в атаку.

Первыми атаковали Соколов с Назаровым. За ними – Фигичев и Дьяченко. Моторный гул смешался со стоном бомб и пулеметными очередями. Дымом окуталась стоянка «Юнкерсов». Вспыхнуло несколько мессеров.

В пике пошла замыкающая пара. Когда от бомб Ивачева и Лукашевича на земле вместе с обломками бомбардировщиков вздыбилось четыре огненных столба, Соколов дал сигнал прекращения штурмовки.

Группа пристроилась к командиру. Соколов начал звать Назарова. Но того не оказалось. Комэск посмотрел в сторону затянутого дымом аэродрома и далеко над холмами заметил одиночный истребитель. Поспешил к нему на помощь, но в этот момент МиГ резко оборвал полет, и над холмом взметнулось пламя.

В эту ночь спалось плохо. Около окна немой утратой пустовала кровать Степана Назарова. Соколов перевел взгляд в ночь и долго смотрел на пугливо вздрагивающую звезду за окном.

Новый вылет назначали на тринадцать часов.

Соколов с четверкой шел справа. За Днестром дымка сгустилась. На аэродром выскочили на четыреста метров и сбросили бомбы по стоянкам. «Юнкерсы» и мессеры начали взрываться. Аэродром охвачен пожаром. Но эскадрилья Соколова продолжала наносить удары. Пикировали до нескольких метров и расстреливали самолеты в упор. Вспомнились вражеские зенитки, но пара Викторова «приглушила» их. Затем последовал сигнал сбора. Отошли от аэродрома шестеркой.

Соколов и Овсянкин не вернулись. Никто не мог сказать, где они, что с ними.

Но человек затеряться не может. Даже на войне.

В тот день пожилой солдат нашего батальона аэродромного обслуживания Евтехий Грозный, посланный командиром на задание, устало шагал по опустевшей улице Каменки и с тревогой прислушивался к глухой трескотне пулеметов со стороны Ямполя. Откуда-то из огородов выскочил запыленный мальчуган:

– Дядя, в Ямполе немцы!

Около полудня появились самолеты. Один летел вяло, неуклюже. Второй, отбиваясь от двух фашистов, защищал его.

Вот один из фашистов загорелся и факелом рухнул около села. В этот момент израненный ястребок скользнул набок и без колес ткнулся на сжатое поле. Евтехий сразу узнал советский самолет и кинулся к нему.

Когда до самолета осталось с полкилометра, появились фашисты…

Рассказ Евтехия Тимофеевича Грозного я услышал много лет спустя и, словно наяву, представил последний бой моих однополчан.

Летчик Алексей Овсянкин, расправившись с мессерами, сделал круг над раненым командиром, убедился, что к нему спешат на помощь свои, хотел было лететь домой, но тут из лесу показались немцы. Несколькими атаками он загнал их обратно и сел неподалеку, чтобы спасти Соколова на своем ястребке.

Гитлеровцы вновь выскочили из лесу. И когда Алексей подруливал к упавшему ястребку, те были еще метрах в трехстах. Соколов поджег свой самолет и с трудом заковылял навстречу. Овсянкин выскочил из кабины, бросился на помощь, подхватил командира и во весь дух заспешил обратно. Фашисты не стреляли, рассчитывали захватить летчиков живьем.