И сейчас, когда Жмакин вошел в часовню, Никанор Никитич тоже рассказывал о самоубийстве талантливого итальянского конструктора моторов и о том, что секрет этого, по всей вероятности замечательного мотора погиб вместе с изобретателем. Вахтер дядя Веня, всегда сердитая, с поджатыми губами уборщица Еля, мойщицы, счетовод Анна Анфилопиевна, которую звали «Антилоповна», слушали пригорюнившись, потом поднаторевший на международных вопросах кладовщик Лошадный подытожил:
— Я так считаю, товарищ Головин, что в капиталистических странах развитие различных видов транспорта происходит хаотично, на основе конкуренции крупнейших промышленных и транспортных акул. Исключительно в погоне за прибылями и в страхе перед кризисами…
— Да, да, пожалуй, так! — торопливо согласился Головин. Он всегда очень быстро соглашался с Лошадным…
Жмакин немного еще послушал, потом пробрался к себе в алтарь, где теперь стояла его койка, немножко подремал, с полчасика, не больше, проснувшись, взглянул на ходики и опрометью кинулся во двор к Геннадию, который его уже ждал. Дежурный техник, тот самый давний неприятель Жмакина, который всегда расхаживал в желтой кожаной куртке — фамилия его была Цыплухин, — велел взять «девяносто шестьдесят два».
— Так она же бросовая машина! — возразил Геннадий. — На ней нормально заниматься совсем невозможно.
— Вам же ломать? — сказал Цыплухин. — Или вы хотите ломать новую?
И закусил лошадиными зубами свежую папиросу.
— Ладно, пойдем! — сказал Жмакин. — Не расходуй на него свои нервы, Геннадий. Со временем разберемся.
Вдвоем, как близкие друзья, они сели в кабину — Жмакин за руль, Геннадий сбоку. Вечер был тихий, ясный, теплый. Наморщив нос, Геннадий заговорил точно таким же голосом, каким говорил его инструктор:
— Итак, приступим! Прежде всего ознакомимся с рабочим местом водителя. Вот ваше рабочее место.
— Это где я задом сижу? — осведомился Жмакин, немножко поерзав на сиденье.
— Ага. Перед вами рулевое колесо — штурвал, в центре кнопка сигнала. Под правой рукой вы имеете рычаг коробки передач, слева рычаг ручного тормоза. Под ногами у вас слева педаль механизма сцепления, а правее рулевого колеса педаль ножного тормоза. Дальше вы имеете…
— Ладно, — сказал Жмакин, — теоретически я на все четыре ноги подкованный. Давай поехали.
— Чего, чего? — спросил Гена.
— Поехали, говорю, — повторил Жмакин. — У меня время ограниченное, я через две недели должен права иметь. И так, брат, полжизни псу под хвост ушло.
Геннадий немножко потянул носом. Тон у него стал жалобный.
— Ты погоди, Алеха, — попросил он. — Тут сначала автоматизма нужно добиться. Это не шуточки. Отработать нужно рабочее положение рычагов, чтобы не глядя на них…
— А ты не сомневайся! — жестко произнес Жмакин. — Я такой человек, что, если захочу, через месяц самолетом управлять буду. Во мне «горит огонь желаний», — сурово процитировал он. — Ты давай, Гена, не мешай, и порядок. Ясно? Короче, поехали!
Но Гена заупрямился.
Жалостным голосом он воззвал к жмакинской сознательности и рассказал, что машина дана Геннадию под его личную ответственность. А он так нынче в штрафниках, загоняет машины, потому что попал «в историю». И даже самую историю он хотел рассказать, но не вышло.
— У каждого, брат, своя история, — перебил Жмакин, — некогда нам нынче истории рассказывать.
— Тогда повторяй! — сурово велел Гена. — Что мы имеем перед собой?
— Мы имеем штурвал, — стараясь сдержать раздражение, сказал Жмакин. — Имеем два тормоза — ручной и ножной, имеем стартер — вот он — пупка торчит, имеем конус, иначе сцепление, имеем акселератор и рычаг скоростей — вот оно — яблочко. Так?
— А передний щиток?
Жмакин рассказал о приборах на переднем щитке. Геннадий два раза его поправил — он стерпел, хотя поправки были пустяковые. К Геннадию он не поворачивался — глядел прямо перед собой, в смотровое стекло. Геннадий велел ему плавно выжать конус и поставить первую скорость, потом вторую, наконец четвертую.
— Может, поедем? — спросил Жмакин.
— Быстрый ты слишком! — сказал Геннадий. — Меня, знаешь, сколько долбили теоретически, пока я до практики дошел? Итак, слушай, в чем заключается фактор сцепления.
Алексей смотрел перед собой и не слушал: вот по двору, виляя бедрами, прошла мойщица Люба. Вот вернулся из часовни к себе вахтер дядя Веня. Вот пробежала сердитая Еля, размахивая локотками и стуча каблучками.
Геннадий раскраснелся, с каждой минутой он говорил все увлеченнее, потом заставил Жмакина выйти из кабины и поднять капот.
— Теперь гляди сюда со всем пристальным вниманием, — приказывал он, — наклонись, не стесняйся спинку погнуть. Шоферское дело — знаешь какое? Которые себя сильно жалеют, могут попечение оставить — тогда шоферские права не про них.