Советский детектив. Том 7. Один год

В окошечке Алексей взял бланк и долго сочинял телеграмму, которая никак не получалась. Измучившись, он подал какую-то ерунду. Здесь было написано и про Михаила Ивановича Калинина, но так непонятно и путано, что телеграфистка, раздражительная, морщинистая, с бархоткой на шее, велела переписать все короче. Жмакин опять уселся за стол. Балага поглядывал на него с мутной улыбкой, подбирал пальцем слезинки, кашлял. Телеграфистка позвала Жмакина из своего окошечка:

— Молодой человек!

Он подошел.

— В чем у вас, собственно, там дело? Объясните, я напишу.

— Дело ясное, — строго ответил он. — Я находился в заключении, в тюрьме, понятно?

— Понятно!

— Еще бы не понятно! — со смешком просипел, кашляя, Балага. — Очень даже понятно!

— Был несправедливый приговор, — громко сказал Жмакин. — То есть он справедливый, но не совсем…

— Вы упоминаете товарища Калинина, — сказала телеграфистка, — я не могу, не заверив…

Жмакин показал ей бумагу с подписью Михаила Ивановича.

— Замечательно! — сказала телеграфистка. — Я вас от души поздравляю.

— Спасибо, — сказал Жмакин. — А подпись напишите так: вечно твой Алексей.

— Вечно твой Алексей, — продиктовала себе телеграфистка. — Так. Семь рублей сорок три копейки…

На улице Жмакин сказал Балаге:

— Теперь проводи меня, раз так.

— Раз как? — испуганно не понял Балага.

— Раз ты в курсе. Я ни от тебя, ни от кодлы скрываться не намерен, ясно?

— Брось, Леха, чего ты, — заныл Балага. — Я за тебя очень даже рад, что ты вышел на светлую дорогу жизни…

— Кодле перескажи, — продолжал Жмакин жестко, весело и насмешливо, — Лешка Жмакин не сука, он сам один повязал вооруженного Корнюху, дело было чистое, а повязал за кровь. Кровь никому не положено проливать, а Корнюха ваш в кровище по колени. Скажи еще кодле, что теперь Жмакин имеет пистолет и никого к себе не подпустит, чтобы забыли даже навечно про меня. Все! Катись!

Балага снял картуз и поклонился.

— Может, со своего сумасшедшего богатства старичку десяточку подаришь? — попросил он. — Или побольше? Рубликов пятьдесят?

— Вали! — приказал Жмакин. — Иначе порежу! Не лазай, чертов козел, где не надо!

— Да ты что, одурел? — спросил Балага. — Я где переспать ищу, а он — порежу.

— Знаем, переспать, — сказал Жмакин. — Что у тебя — квартиры нету?

— Моя квартира, брат, сто первый километр, — сказал Балага. — Парий я, вот кто.

— Ну и вали на сто первый, если ты парий!

И он пошел вперед, стараясь не думать о том, что Балага его выслеживает. Что, в самом деле! На перекрестке прохаживался милиционер в каске, в перчатках, при нагане. «Как-нибудь, — решил Жмакин, — как-нибудь! Не звонить же, в самом деле, Лапшину на смех людям. А завтра паспорт получим и финку приобретем. А финку не приобретем — нож наточим! Покупай, кодла, нашу жизнь за бешеные деньги, если кто желает, дешево не продадим!»

Все-таки он прислушался: Балага постукивал сзади своим посошком. И Алексей вспомнил, что про Балагу говорили на пересылке, будто он был при царе выдающимся филером и ему поручали жандармы разные крупные дела.

— Уйди от меня! — обернувшись на ходу, крикнул Жмакин. — Слышишь, филер?

— Да мне же одна с тобой дорожка! — ласково ответил Балага и заспешил, догоняя Жмакина. — Одна, друг, дороженька…

Дождь по-прежнему моросил.

Жмакин остановился, закуривая: черт с ним — пусть знает, где автобаза.

— Быстренький ты, молоденький, — догоняя Жмакина, сказал Балага. — Ножки хорошо бегают, не то что я…

И спросил:

— Филер — это кто?

— Ты!

— Ой, нехорошо!

— То-то, что плохо!

Тут тянулся очень высокий забор, и возле забора мерно ходил часовой с винтовкой и в фуражке, низко надвинутой на глаза. Миновали забор, вышли к воде. От сонных барж потянуло запахом смолы. Большой бородатый мужик в брезентовом плаще сидел на корточках у костра, разложенного на кирпичах на крайней барже.

— Барочник, — сказал Балага. — Барочный человек! У них в старое время золотишко водилось. Был один такой из колонистов, немец, тюкал их в темечки — барочников, красивый дом на Петроградской построил.

— Теперь прощай! — сказал Жмакин и зашагал мимо решеток заброшенной набережной к себе, на Вторую линию…

Новый начальник охраны — Демьянов, костистый и узкоплечий человек, посмотрел пропуск Жмакина и сказал негромко:

— Тебя тут какой-то старикан спрашивал.

— Не с батожком? — спросил Жмакин.

— С посошочком, — внимательно вглядываясь в глаза Жмакину, сказал Демьянов. — Личность мне немного знакомая…

— Откуда же она вам знакомая?

— Вроде швейцаром он в ресторанах работал…

Алексей пожал плечами и отправился спать. Разбудили его очень скоро — не прошло и часу. Во дворе, возле часовни, в плаще и кепке стоял Криничный.

— Ты что же делаешь? — злым шепотом спросил он. — Ты для чего Балагу упустил? Смеешься над нами?

Дождь по-прежнему сыпался из черного низкого неба. За спиной Криничного покуривал Демьянов, — это он, конечно, позвонил на площадь Урицкого. Бдительный начальник охраны.

— А чего особенного, — дрожа спросонья, сказал Жмакин. — Что я, с кодлой не управлюсь?

Демьянов сердито усмехнулся.

— Самоуверенный товарищ! — сказал он.

— Да, уж в этом вопросе разбираюсь, — буркнул Жмакин.