Советский Фауст

Да и вообще, Бог с ней, с «микроскопией времени». И не потому, что в этой идее есть что-то сатанинское, опасное. Я думаю, что с продлением жизни, с бессмертием все не столь просто. Обновлением кровяных телец здесь не обойтись. Да и сама природа, мне кажется, не допустит вмешательства в сложившееся равновесие «дебита-кредита» на Земле. И, даже если в идее терменовского инкубатора есть рациональное зерно, природа в любом случае поспешит отыграться какой-нибудь новой суперчумой, перед которой СПИД покажется насморком[77].

А с молчанием Термена оказалось все просто. Опять сменился адрес. Он, как выяснилось, вернулся в Дом чекистов на Ленинском проспекте, в свой чуланчик 2x2 м. Оказывается, изменилась ситуация, открылась новая страница в его неугомонной жизни, — после многочисленных публикаций в лихой «перестроечной» прессе с величайшим изумлением и вновь узнали о том, что Термен жив-здоров, уже и на Западе. Стали приглашать в гости. Конечно, не одного, с дочерью Наташей, исполнительницей на терменвоксе. Вместе, в одном доме, и репетировать, по-видимому, удобнее. Да и от лишних хлопот, волнений, надоедливых репортеров, которых появилось множество, уже пора было, вероятно, избавить Термена. Как-никак почти столетний, фаустовский возраст. Такая вот версия появилась в печати, и мы поверим ей...

Как бы то ни было, сенсацией стало само появление Термена с Наташей в 1989 году на знаменитом Буржском фестивале электронной музыки во Франции. И, конечно, с изумлением было воспринято воскрешение чуда «музыки из воздуха» при их совместном выступлении. Выезд был организован по инициативе Эдуарда Артемьева, руководителя Всероссийской ассоциации электроакустической музыки. Я не знаю, верить или не верить журналистам, но будто бы Льва Сергеевича в ту поездку произвели в «почетного гражданина г. Бурж» и даже наградили высоким французским орденом Почетного легиона[78].

В 1991 году Терменов приглашают в США, где Лев Сергеевич — почетный гость на празднествах, связанных с 200-летием знаменитого Стенфордского университета. И снова — совместные концерты. Жаль, Лавиния Вильямс не дожила до этого, не дождалась. Но состоялась трогательная встреча с Кларой Рокмор. В американской прессе намекают, что у них в те, далекие годы был роман. Не знаю, правда ли это, но терменвоксу она, на самом деле, не изменяла всю жизнь. После выпуска нескольких грампластинок с записями ее игры на этом инструменте, как раз к приезду Термена, — так уж получилось, совпало, — вышел в свет лазерный диск ее лучших сольных выступлений.

Не знали о судьбе Термена и в Гааге, в Центре электронной музыки Королевской консерватории Нидерландов. Когда я был там в 1991 году, меня попросили в следующий мой приезд привезти для музея электронной музыки фотографии Термена. Я сделал наивные глаза: «Может быть, лучше будет, если приедет сам Термен?» Немая сцена из «Ревизора», — и меня попросили передать ему приглашение. И вот мы в Голландии, январь 1993 года. Это была наша последняя встреча.

Королевская консерватория и принимала по-королевски. Симпозиум «Шенберг-Кандинский», со светомузыкальной постановкой оперы Шенберга «Счастливая рука». Затем открытие музея электронной музыки, куда только что привезли из США терменвокс серийного выпуска тех, давних лет. К сожалению, не работающий. Наташа сокрушалась почти всерьез: «Уж лучше наш экземпляр взяли бы, тоже не работает». К выступлению Термена на предстоящей Академии света пришлось инструмент ремонтировать. Местные инженеры оторопели, увидев диковинные радиолампы. Я пытался им помочь, объяснить на английском, как работает «катодное реле» времен Эдисона. Не знаю, помогли ли мои знания радиотехники, которые столь же чудовищны и первобытны, как мой английский, но мастера оказались первоклассные, починили. И вот на открытии Академии света, после моих напутствий: «Ни слова об этих, маленьких, которые хороводы водят и поют», Лев Сергеевич рассказывает на великолепном английском языке — не забыл, помнит! — о своих музыкальных и светомузыкальных опытах. Затем Наташа начинает играть на терменвоксе. И вдруг Лев Сергеевич встает, тихо пробирается за кулисы и — под восторженный гул зала и вспышки блицев, — завершает пьесу сам. После этого даже я решился выступить на английском, впервые в жизни, но, конечно, не столь удачно по произношению. А затем — торжественный прием в Академию света. От «наших» двое — Лев Сергеевич Термен, а затем, вероятно, за компанию приняли и меня. Но хорошая, замечу, компания...

Лев Сергеевич и здесь, в дождливой Гааге, не унывал. Приехал усталый, поникший, но рабочая атмосфера фестиваля буквально наэлектризовала, возродила его. Смотрю, сидит рядом с голландской художницей, что-то заговорщицки шепчет ей на ухо. Она заливается смехом, но смущенно. Подхожу на подмогу, а она: «Вы не поверите, жениться предлагает и сбежать в Россию, что-то о какой-то „микроскопии времени“ рассказывает. Сколько же ему на самом деле лет? Может, он действительно знает какую-то тайну — средство Макропулоса?»